Мир, каким мы его знали, исчез, но сохранять человечность – это наш выбор.
Нельзя так поступать: появляться в чьей-то жизни и заставлять их заботиться о себе, а потом просто вычеркнуть себя.
Мир, каким мы его знали, исчез, но сохранять человечность – это наш выбор.
Нельзя так поступать: появляться в чьей-то жизни и заставлять их заботиться о себе, а потом просто вычеркнуть себя.
В этом мире, каким он стал теперь, тебе самое место. Может у меня нет качеств, чтобы продержаться долго, но ничего. По крайней мере, я могу сказать, что когда мир покатился к чертям собачьим, я не покатился вместе с ним.
Вы знаете, что отец сказал сыну, вручая ему часы, передававшиеся много поколений? Он сказал: «Дарую тебе гробницу всех надежд и стремлений, способную дать тебе столь же мало, сколь и нашим отцам. Дарую не с тем, чтобы ты помнил о времени, а чтобы иногда забывал о нём и не тратил пыл, пытаясь его подчинить».
У всего и всех существует своя цена, не всегда она измеряется только деньгами! Тебе может не хватить миллионов, в то время как достаточно будет лишь одного человеческого поступка.
— Сталинградская битва все еще идет?
— Да. От этой битвы зависит все. Но если даже немцы выиграют войну, это будет означать лишь то, что когда-нибудь им придется приложить гораздо больше усилий, чем если бы они ее проиграли. Они ничем не отличаются от нас, они никогда не отчаиваются. Они добьются успеха. Когда люди сплочены, они редко терпят поражение.
Он на мгновение умолк и остановился. — Я тебе кое-что расскажу. Я покажу тебе, насколько мы с ними схожи. Примерно год назад немцев охватила паника. Они сжигали деревни одну за другой, а жителей… Нет, лучше я умолчу о том, что они делали с жителями.
— Я знаю.
— Тогда я спрашивал себя: как немецкий народ все это терпит? Почему не восстанет? Почему смирился с этой ролью палача? Я был уверен, что немецкая совесть, оскорбленная, поруганная в элементарных человеческих чувствах, восстанет и откажется повиноваться. Но когда мы увидим признаки этого восстания? И вот к нам в лес пришел немецкий солдат. Он дезертировал. Он присоединился к нам, искренне, смело встал на нашу сторону. В этом не было никаких сомнений: он был кристально честен. Он не был представителем Herrenvolk'a, он был человеком. Он откликнулся на зов самого человеческого, что в нем было, и сорвал с себя ярлык немецкого солдата. Но мы видели только этот ярлык. Все мы знали, что он честный человек. Мы ощущали эту его честность, как только с ним сталкивались. Она слишком бросалась в глаза в этой кромешной ночи. Тот парень был одним из нас. Но на нем был ярлык.
— И чем это кончилось?
— Мы его расстреляли. Потому что у него был ярлык на спине: «Немец». Потому что у нас был другой: «Поляк». И потому что наши сердца были переполнены ненавистью… Кто-то сказал ему, уж не знаю, в качестве ли объяснения или извинения: «Слишком поздно». Но он ошибался. Было не поздно. Было слишком рано…
— Это невероятно.
— Как и просить этих ребят отложить спасение мира, пока ты ищешь свою жену?
— Я настойчивый парень.