Дети впитывают убеждения взрослых на каком-то глубинном, первобытном уровне.
Возможно, иногда мы и способны рассуждать как взрослые, но, как правило, выдумываем и представляем все себе как дети.
Дети впитывают убеждения взрослых на каком-то глубинном, первобытном уровне.
Возможно, иногда мы и способны рассуждать как взрослые, но, как правило, выдумываем и представляем все себе как дети.
Эти дети не говорили «здравствуй» и не отвечали, когда с ними заговаривали. Несколько раз окликни такого ребенка — и он повернется, посмотрит на тебя и скажет что-нибудь вроде: «Закрой пасть, говнюк! Я тебя с первого раза расслышал».
Они (взрослые), как правило, хуже детей, потому что дети врут о простых вещах и ради простых вещей. А взрослые порой врут так сложно, что сами уже не знают, с чего начали и чего хотят.
Дети не такие, как мы. Они сами по себе — непостижимые, недоступные. Они живут не в нашем мире, но в том, что мы утратили и никогда не обретем снова. Мы не помним детство — мы представляем его. Мы разыскиваем его под слоями мохнатой пыли, нашариваем истлевшие лохмотья того, что, как нам кажется, было нашим детством. И в то же время обитатели этого мира живут среди нас, словно аборигены, словно минойцы, люди ниоткуда, в своем собственном измерении.
... дело в том, что пока ты маленькая, ты можешь видеть то, что невидимо для тебя большой.
Ну почему маленькие дети такие... Не имея никаких планов и не желая оглядываться назад, они делают всевозможные глупые вещи, порой даже не подозревая этого, однако... точно так же поступают и многие взрослые...
Только дети любят всё новое, для них новизна удовольствие. Взрослые нового не терпят, если только им заранее не внушат, что им захочется это новое купить.