Осторожнее с молитвами, они сбываются.
Осторожнее с молитвами, они сбываются.
Осторожнее с молитвами, они сбываются.
— Ну-ка, Ричард, убирайся из моей головы!
— Закрой дверь!
(— Ты уезжаешь. Кто же будет копаться у меня в мыслях?
— А ты дверь закрой.)
Дайте мне руку – встать.
Дайте крыло – летать.
Дайте дорогу – найти.
Дайте мне Бога – идти.
Дайте мне волю – петь
Дайте мне сил – терпеть.
Дайте мне берег – плыть.
Дайте себя – хранить.
Дайте возможность – быть.
[Кейл перенесся через портал, во время того, как наносил удар. И проткнул Ричарда]
— Странный способ показать, как ты по мне соскучился, но я готов принять и такой.
«Любовь, — говорил Великий Наместник, — есть высшая молитва. Если молитва — царица добродетелей, то христианская любовь — Бог, ибо Бог и есть Любовь... Смотрите на мир только сквозь призму любви, и все ваши проблемы уйдут: внутри себя вы увидите Царствие Божие, в человеке — икону, в земной красоте — тень райской жизни. Вы возразите, что любить врагов невозможно. Вспомните, что Иисус Христос сказал нам: «Все, что вы сделали людям, то сделали Мне». Запишите эти слова золотыми буквами на скрижалях ваших сердец, запишите и повесьте рядом с иконой и читайте их каждый день».
Я поднялась и оглянулась на ложе, которое только что покинула. Взирая на будущее без надежды, я теперь жалела об одном, — что творец не счел за благо призвать мою душу к себе минувшей ночью, во время моего сна; тогда этому усталому телу, освобожденному смертью от дальнейшей борьбы с судьбой, оставалось бы только тихо разрушаться и, покоясь в мире, постепенно слиться воедино с этой пустыней. Однако жизнь со всеми своими потребностями, муками и обязанностями все еще не покинула меня; надо было нести ее бремя, утолять ее нужды, терпеть страдания, выполнять свой долг. Я двинулась в путь.
Хадасса присела на склон холма. Она сидела уединенно, ни с кем не общаясь. Склонив голову, она сжала в ладонях выданные ей зерна. Чувства переполняли ее.
«Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих», — сокрушенно прошептала она и заплакала.