— ... никто в мире не претендует на понимание. Мы знаем лишь, что это происходит, а рассуждения вокруг да около самого явления совершенно бесплодны. Если хотите, то подумайте о том, что в человеческом мозгу содержится семь миллиардов клеток...
— Все это так абстрактно, святой отец, и, по-моему, легче поверить в Дьявола.
Этот мир, полный мук и страданий, нуждался в помощи, а струи крови смешивались в нем с остатками паров.
... нужно говорить о молчании бога. О мире, где царит зло. И по большей части это зло возникло в результате сомнений. Или путаницы понятий у людей доброй воли. Положит ли ему конец разумный господь? Почему он не откроет свой лик? Не заговорит?
— Ма, а почему люди умирают?
— Что ж, в конце концов, Богу становится грустно без людей, Рэгс. Ему хочется вернуть нас к себе.
Он больше не осмеливался любить и терять. Утрата была слишком велика, а боль слишком остра.
Знаете, если бы Христос сказал, что все одержимые больны шизофренией, а я полагаю, так оно и было на самом деле, они бы, наверное, распяли его тремя годами раньше.
Суть одержимости не в войнах, как склонны считать некоторые, и не в великих событиях. У нее иной масштаб, и она очень редко дает о себе знать открыто, редко вторгается в души, в плоть и кровь. Нет, я видел эту одержимость в мелочах, в бессмысленных, банальных ссорах, в непонимании, в грубых и оскорбительных словах, порой срывающихся с уст близких друзей. А иногда и с уст возлюбленных. Ну ладно, нам незачем призывать сатану, чтобы началась война, мы сами начинаем ее, сами...
– Бунт очевидцев – одна из шестидесяти шести печатей.
– Догадываюсь, что не бродвейское шоу.
– Лилит взламывает эти печати. Представь, что печати – это замки на дверях.
– Откроешь последнюю и…
– Люцифер выйдет на свободу.
– Люцифер?
[кивает]
– Люцифер – это сказочка для демонов в их воскресной школе. Его в помине нет.
– Три дня назад ты думал, что ангелов тоже нет. Зачем, по-твоему, мы живём среди людей спустя два тысячелетия?
– Чтобы не впустить Люцифера?
– Именно за этим.
Cлайд с цитатой