Но если чувства есть, они не померкнут,
Как не глуши в душе — хлынут на поверхность.
Но если чувства есть, они не померкнут,
Как не глуши в душе — хлынут на поверхность.
Мы встречаемся каждый день. Когда я читаю в библиотечном зале старые сны, она всегда сидит рядом. Потом мы вместе ужинаем, пьём что-нибудь горячее, и я провожаю её домой. По дороге о чём-нибудь разговариваем. Она рассказывает мне, как ей живётся с отцом и младшими сёстрами.
Но каждый раз, когда мы прощаемся, я чувствую, что это ощущение Утраты во мне растёт, как бездонная яма. День за днём я что-то теряю в себе — и ничего не могу с этим поделать. Слишком глубок и мрачен такой колодец. Сколько его ни закапывай. Здесь, наверное, что-то с моей утерянной памятью, думаю я. Мои угасшие воспоминания о чём-то просят меня, но я не могу их восстановить. Разлад с собой бередит душу всё нестерпимее — кажется, от него уже никогда не спастись. Но этой проблемы мне сейчас всё равно не решить. Я слишком хрупок и неуверен в себе.
Я вытряхиваю из головы все до единой мысли — и погружаю опустевшее сознание в сон.
По обеим сторонам от неё — ряды лиц, но вокруг — пустота, словно в чашку с культурой бактерий капнули антисептик. Ничей взгляд не загипнотизирован происходящим так, как её. Глаза её следят за теми двумя с таким напряжением, что даже сверкают. Лишь однажды она отводит взор, чтобы обозреть зловещим молниеносным взглядом ряды молчащих лиц слева, справа и напротив собственного лица. Так могли бы, оценивая, взирать на посетителей своих заведений алчный директор театра или мадам — хозяйка борделя.
... ты повзрослеешь тогда, когда перестанешь запихивать в любовь все чувства подряд. Близость, зависимость, дружбу, ожидания. Все, что кажется тебе реальностью, ты придумал сам. Научись наслаждаться тем, что есть. Без определений.
— Ты уверен, что действительно хочешь здесь остаться, Макс?
— Хочу! — жизнерадостно подтвердил я.
— Странно! — вздохнула она. — Но почему?
— Потому, что здесь сидишь ты, — объяснил я. — Это же элементарно!
— Это что, признание в любви? — растерянно спросила Теххи.
— Не говори ерунду. Это — гораздо больше!
Ричард воспринимал своё одиночество, как нечто священное. Как заслуженную медаль почёта. Как плащ, чтобы отгородиться от жизни, как свою безопасность. Одиночество было его сущностью. Это стало причиной появления в его жизни людей, судивших о нём со слегка прикрываемом презрением. Ричард был уверен, что он не нравится другим, что тяжело для мужчины. Возможно от того, что он ничего не давал, он ничего и не получал взамен. В любом случае, это стало невыносимо. Самые тёплые чувства, которые он испытывал к друзьям, были либо воображаемыми, либо вымершими. Ричард дошёл до такой точки в жизни, когда этого уже стало не хватать, и он встретил девушку, она была тёплая, и она была печальная, и она была так одинока, что напомнила ему о самом себе. Она понесла такую утрату, какой никогда ни у кого не должно быть. И она знала кое-что, и научила его этому, и Ричард думал, возможно вот это как – дружить? Может быть… Это был только проблеск, едва ставший реальным, но в эти несколько длинных зимних дней она дала ему так много, что Ричард смог продолжить жить. А что он дал ей? Только несколько слов на листе бумаги. Не так много, возможно, но для Эбби он надеялся, этого было достаточно.
То змейкой, свернувшись клубком,
У самого сердца колдует,
То целые дни голубком
На белом окошке воркует,
То в инее ярком блеснёт,
Почудится в дреме левкоя...
Но верно и тайно ведёт
От радости и от покоя.
Умеет так сладко рыдать
В молитве тоскующей скрипки,
И страшно её угадать
В ещё незнакомой улыбке.
Когда папа просит меня убраться в каюте, я всегда нахожу свои потерянные игрушки. Закатившиеся за кровать мячик, куклу или фломастеры. Взрослые иногда тоже находят то, что когда-то потеряли. Любимого человека, переживания. Такие, которые называются странным словом «чувства». Находят и очень боятся снова потерять, потому что когда чувства проходят, может быть больно.
Стесняться собственных слёз — значит не признавать свои чувства. Самое главное — перед собой.