Ирония – это сострадание к самому себе.
Человек, ни разу не сидевший у постели своего больного ребёнка, не правомочен высказывать свое мнение о чём бы то ни было.
Ирония – это сострадание к самому себе.
Человек, ни разу не сидевший у постели своего больного ребёнка, не правомочен высказывать свое мнение о чём бы то ни было.
— Вот если бы все так: не рассуждали, не думали.
— Борис Михалыч! Мне кажется, всё-таки лучше думать.
— «Смешай цвета, чтоб засиял свет белый. И сможешь возрасти в размерах». Загадка какая-то...
— Тут говорится о том, как вырасти.
— Ага. Такое нынче каждый колдун предлагает! «Возрасти в размерах, стань настоящим богатырём»... И всё за один сеанс!
Бывают положения, а именно в таком положении оказались бодлеровские сироты в этой части их истории, которые несут в себе «злую иронию». Приведем простой пример: один человек делает самое безобидное замечание, другой, тот, кто его слышит, знает нечто такое, что придает этому замечанию совершенно иной, часто неприятный, смысл. Так, если вы сидите в ресторане и громко говорите: «Мне не терпится отведать телячье филе, которое я заказал», а где-то рядом сидят люди, которые знают, что телячье филе отравлено, то тут вступает в действие злая ирония.
Ирония сводится к тому, чтобы одновременно иметь и не иметь. Ирония подразумевает ханжеское дилетантство, отрицание.
Софи настолько воспряла духом, что решила заняться ужином. Она сгребла все, что было на столе, в груду вокруг черепа на дальнем конце и стала резать лук.
– У тебя-то небось в глазах не щиплет, дружище, – сказала она черепу. – У всех свои преимущества.
Когда-нибудь я обязательно напишу статью для «Лингвистического журнала» и озаглавлю ее: «Интонация как недостаточное средство передачи иронии».
Привычка к иронии, как и к сарказму, портит характер, она придаёт ему постепенно черту злорадного превосходства: под конец начинаешь походить на злую собаку, которая, кусаясь, к тому же научилась и смеяться.