Софи настолько воспряла духом, что решила заняться ужином. Она сгребла все, что было на столе, в груду вокруг черепа на дальнем конце и стала резать лук.
– У тебя-то небось в глазах не щиплет, дружище, – сказала она черепу. – У всех свои преимущества.
…Зачем тебе отношения с женатым? Вечно оглядываться по сторонам. Ни расслабиться, ни пройтись, взявшись за руки… разве только миль за триста от нашего городишки. Это ведь ненормально. Ты же понимаешь: настоящие отношения – это не только секс.
— Он думает, что я опасен.
— А что делает вас опасным?
— Будем откровенны. Каждый опасен, не так ли? Мы все соблюдаем правила приличия, но стабильность нас раздражает. Зверь, запертый внутри, становится всё злее и злее.
Чтобы в городе, где семь с половиной миллионов жителей, такие люди, как ты и Матиас, оставались холостыми или незамужними, — вот это действительно ненормально.
Мир стал таким бесчеловечным. Все фальшивые. Они слепы и глухи ко всему, кроме денег, карьеры. Глупые и заносчивые. Не могу с ними общаться. Я с ними борюсь. Хочу, чтобы они сами себя уничтожили... Я хочу взаимодействия. Очень хочу. Но это просто невыносимо. Вытягивают каждую секунду смартфоны, чтобы подкреплять свои мелочные желания, решать, что купят в магазине, где будут есть, что будут смотреть в кино. Они поглощают все.
— Мне прописали постельный режим, — немного смущённо сказала Софи, неотрывно следя за реакцией Крис, когда они разорвали поцелуй. Та ещё шире улыбнулась.
— Предписание врача нужно выполнять. Пошли, моя машина на стоянке.
— Но в чём смысл? — спросил я. — Что, так всю жизнь глядеть на небо и облака? У нас этого мужичонку, — я кивнул на экран, — со времен Петра Первого пытаются одеть во что-нибудь европейское. И сбрить ему бороду…
— Знаю, — сказала Софи. — Колониальная эксплуатация, Рама. Западный образ жизни требует от человека чудовищного количества игры. Каждый день, каждый миг. Западная культура построена на одной тайной аксиоме — что жизнь, протекающая в визуально привлекательных формах, уже в силу этого является приемлемой. Аполло воспитал целые поколения доноров, реагирующих не на реальность жизни, а на картинку этой реальности. Для кинозрителя нет разницы между «быть» и «выглядеть». Ты становишься генератором визуальных образов, которые в идеале должны вызывать чужую зависть. Ты всё время занят перформансом, который должен убедить других и тебя самого, что ты успешен и счастлив. Ты всю жизнь работаешь источающим боль манекеном, сравнивающим себя с отражением других восковых персон… Если интересно, посмотри на посмертную маску вашего Петра. Многое поймёшь.
— Скучаете по мужу?
— В детстве у меня были дизентерия, тиф и рахит, по ним я скучаю больше, чем по мужу.
— Но в чём смысл? — спросил я. — Что, так всю жизнь глядеть на небо и облака? У нас этого мужичонку, — я кивнул на экран, — со времен Петра Первого пытаются одеть во что-нибудь европейское. И сбрить ему бороду…
— Знаю, — сказала Софи. — Колониальная эксплуатация, Рама. Западный образ жизни требует от человека чудовищного количества игры. Каждый день, каждый миг. Западная культура построена на одной тайной аксиоме — что жизнь, протекающая в визуально привлекательных формах, уже в силу этого является приемлемой. Аполло воспитал целые поколения доноров, реагирующих не на реальность жизни, а на картинку этой реальности. Для кинозрителя нет разницы между «быть» и «выглядеть». Ты становишься генератором визуальных образов, которые в идеале должны вызывать чужую зависть. Ты всё время занят перформансом, который должен убедить других и тебя самого, что ты успешен и счастлив. Ты всю жизнь работаешь источающим боль манекеном, сравнивающим себя с отражением других восковых персон… Если интересно, посмотри на посмертную маску вашего Петра. Многое поймёшь.
Cлайд с цитатой