Души, по-видимому, разобрали предыдущие поколения, а сейчас надо жить без проблем в темпе...
Я возвещаю вам: придет духовный голод,
Уж пиршественный стол не даст утехи вам.
Вас, обожравшихся, нужда бродить погонит
С тоскою по словам, по огненным словам.
Отвергли вы души высокие порывы,
И мысли и мечты казнил бесстыдный смех,
И бесновались вы во капищах наживы,
В стремленьях и мечтах не находя утех.
Духовная жизнь не приемлет поверхностного отношения. Мы должны быть готовы взять на себя ответственность. Если мы чересчур увлечемся внешней стороной духовной жизни, то можем забыть о ее главном предназначении — очищении сердца.
А ты?
Входя в дома любые —
И в серые
И в голубые,
Всходя на лестницы крутые,
В квартиры, светом залитые,
Прислушиваясь к звону клавиш
И на вопрос даря ответ,
Скажи:
Какой ты след оставишь?
След,
Чтобы вытерли паркет
И посмотрели косо вслед,
Или
Незримый прочный след
В чужой душе на много лет?
Во мне живут рыбы. Они смотрят из меня в окно мира своими пустыми глазами, поблескивая холодной чешуей в свете случайных звезд. Они молча умирают в нагревающейся смеси души и так же молча рождаются вновь. Пугливые мальки сомнений, хищная змеевидная любовь, наэлектризованная страстями, прожорливые акулы ярости и разноцветные ядовитые рыбки улыбок. Они размножаются, пожирают друг друга, прячутся от суеты под камнями памяти и перебирая прозрачными плавниками меня изнутри, молча плывут в неизбежность. Во мне живут рыбы. А я курю и смотрю, как в мое окно льется небо. Я смотрю в него пустыми глазами рыбы, я перебираю его прозрачными пальцами, я вдыхаю воду, я плыву в...
Что мне нравится в церкви, так это то, что там нет никакого «с понедельника». Десять лет вообще считается за ничего: новоначальный еще — считай, и не преступал. Я раньше думал: как же так. И вот в действительности вижу, что у меня только-только начинает получаться обиду прощать. И то не сразу, а через два дня. А раньше чуть что не так — по лбу. Всё, на всю жизнь враг. Здоровый я был, сильный. Как дам — все как снопы валятся.
Душа наша приходит в ужас при виде предметов, которые сама же преувеличила и очернила; верните им их настоящие размеры и цвета, и она их даже не заметит.
Какое ужасное состояние — быть растроганным!
Быть гранитом и усомниться! Быть изваянием кары, отлитому из одного куска по установленному законом образцу, и вдруг ощутить в бронзовой груди что-то непокорное и безрассудное, почти похожее на сердце! Дойти до того, чтобы отплатить добром за добро, хотя всю жизнь он внушал себе, что подобное добро есть зло!
Быть сторожевым псом — и ластиться к чужому! Быть льдом — и растаять! Быть клещами — и обратиться в живую руку! Почувствовать вдруг, как пальцы разжимаются. Выпустить пойманную добычу — какое страшное падение!
Человек-снаряд вдруг сбился с пути и летит вспять!
Приходилось признаться самому себе в том, что непогрешимость не безгрешна, что в догмат может вкрасться ошибка, что в своде законов сказано не всё, общественный строй несовершенен, власть подвержена колебаниям, нерушимое может разрушиться, судьи такие же люди, как все, закон может обмануться, трибуналы могут ошибиться! На громадном синем стекле небесной тверди зияла трещина.
То, что происходило в душе Жавера, в его прямолинейной совести, можно было сравнить с крушением в Фампу: душа его словно сошла с рельсов, оказалась разбитой вдребезги, столкнувшись с Богом.
Бедные создания! Если нельзя их любить, то можно пожалеть. Вы жалеете слепого, который никогда не видел дневного света, глухого, который никогда не слышал голосов природы, немого, который никогда не мог передать голос своей души, и из чувства стыда не хотите пожалеть слепоту сердца, глухоту души и немоту совести, которые делают несчастную страдалицу безумной и помимо ее воли неспособной видеть хорошее, слышать Господа Бога и говорить на чистом языке любви и веры.
Cлайд с цитатой