Элиф Шафак. Честь

Мне бы очень хотелось, чтобы он меня простил. Простил бы от всего сердца. Конечно, я понимаю, что он не может меня любить. Об этом я и мечтать не могу. Но если бы он меня простил, это было бы лучше для него самого. Злоба — сильный токсин, способный вызвать рак.

0.00

Другие цитаты по теме

К этому времени Элайас уже привык к постоянной боли. Она зарождалась где-то в желудке и расползалась по всей грудной клетке, мешая ему смеяться, а иногда даже дышать. Друзья продолжали ему звонить и требовать, чтобы он прервал своё затворничество. Они оставляли сообщения на автоответчике, устраивали ему свидания вслепую. Но Элайасу не хотелось встречаться с незнакомыми женщинами — женщинами, которые слишком переоценивали или, напротив, недооценивали себя. Он предпочитал проводить время наедине с собой и находил всё больше оправданий своему выбору. Одиночество, которого он так боялся всю свою жизнь, стало теперь осязаемым, он плавал в нём, точно в мутной воде, и оно проникало во все поры его кожи, наполняло кровеносные сосуды и насквозь пропитывало ткани его тело. Как ни странно, это ощущение вовсе не было ужасным.

Когда Элайас был мальчишкой, одно лето он провел с бабушкой и дедушкой в Бейруте. Он часами бродил вдоль моря по теплому мягкому песку. Всякий раз после шторма на берегу можно было увидеть выброшенных волнами обитателей морских глубин. Элайаса всегда поражало, какими беспомощными они становятся в непривычной среде. Впоследствии, живя в западных городах и наблюдая за иммигрантами первого поколения, он всегда вспоминал картины, виденные на морском берегу. Люди, вырванные из привычной обстановки, тоже становились беспомощными, беззащитными, уязвимыми. Они тоже мечтали, чтобы волна подхватила их и унесла в знакомую стихию, где они смогут свободно дышать и двигаться. Или же о том, чтобы берег принял их как родных и стал для них настоящим домом. Элайасу были понятны чувства этих людей, хотя себя он считал человеком, способным выжить на любом берегу. Он ощущал себя своим везде, с легкостью приспосабливался к любой новой культуре, ибо не был привязан к какому-то конкретному уголку земли.

Ночь после преступления длится вечно. Ты просыпаешься, ощущая, что в мозгу у тебя горит красная тревожная лампочка. Ты пытаешься не обращать на неё внимания. Пока есть надежда, пусть совсем слабая, что это всё тебе приснилось. Ты цепляешься за эту надежду, как человек, сорвавшийся с обрыва, цепляешься за травинку. Проходят минуты. Часы. А потом до тебя доходит. Ты понимаешь, что давно вырвал травинку с корнем и теперь летишь в пропасть, сжимая её в руках. Летишь, чтобы расшибить себе голову об острые камни реальности.

В этой жизни уже ничто не в состоянии его задеть. Он всего лишь тень человека, которым был когда-то, а тень не способна испытывать боль.

Вялый и апатичный, он словно не замечал ничего вокруг. Порой он переставал понимать, кто он такой и что с ним происходит. В этом мире невозможно отличить мираж от реальности — к этой мысли он возвращался всё чаще. Его собственная жизнь — запутанный зеркальный лабиринт. В каждом зеркале возникает разное отражение, и он сам не в состоянии определить, какое из них — настоящий Эдим.

— Но зачем кого-то ненавидеть? — удивилась Пимби.

Его поразил не столько вопрос, сколько простодушная, почти детская интонация, с которой он был задан. Он видел, что она абсолютно искренна. Растущая безработица, бедность, ксенофобия, нефтяной кризис, столкновение идеологий… Всё это не могло служить убедительным ответом на её вопрос, такой наивный и такой серьёзный. И он, закоренелый скептик, давно разуверившийся во всех и вся, человек, который не доверял ни газетам, ни телевидению и любое собственное суждение приправлял изрядной долей сарказма, убеждённый пессимист, не питавший никаких иллюзий по поводу светлого будущего человечества, эхом повторил за ней:

— Зачем кого-то ненавидеть? Я тоже не могу этого понять.

Но скажи мне, если человек выучил алфавит, можно ли запретить ему читать? Стоит женщине попробовать эликсир любви, её начинает томить жажда. Раз увидев собственное отражение в глазах любимого, становишься иной. Прежде я была слепа, а теперь прозрела. Яркий свет страшит меня, но я не хочу больше жить, как крот. С меня довольно.

Любые обиды материальны. Они копятся, наслаиваются одна на другую, пока не произойдёт взрыв. Кто-то умеет прощать, кто-то живёт с этим всю жизнь, озлобившись на всех и вся. Кто-то вымещает злобу на слабых. У всех по-разному.

Пополам пощады, пополам!

Каждому из нас — своё спасенье,

Каждому — хоть капельку прощенья.

Оба виноваты. Пополам!

Сгусток крови, злобы сгусток.

Это люди, говоришь?

Это люди, кроме шуток.

Ночь упала на Париж.

Было ль время добрых истин,

Был ли гармоничный век?

Отчего, скажите, в жизни

Так страдает человек?