Стивен Фрай. Автобиография: Моав – умывальная чаша моя

Другие цитаты по теме

— Только не надо мне ум свой показывать, мальчик.

— Очень хорошо, сэр. Вам какую глупость лучше показать, сэр? Полную или вполне достаточную?

Палки и камни могли бы, конечно, сокрушить мои кости, однако наибольшую боль мне доставляли слова. Кости срастаются, да еще и крепче становятся ровно в том месте, в котором срослись; раны душевные гноятся и ноют десятилетиями, открываясь от тишайшего шепота.

Большая часть бед нашего глупого и упоительного мира проистекает из того, что мы то и дело извиняемся за то, за что извиняться ничуть не следует, а вот за то, за что следует, извиняться считаем не обязательным.

Я могу время от времени произносить длинные и умные слова, говорить слишком быстро, вставлять в разговор имена, показывающие мой высокий культурный уровень, — в общем, выламываться, изображая этакого мэтра, но если это создает впечатление, будто мне нравятся манеры подобного пошиба в других, так я уж лучше буду лопотать до конца моей жизни какое-нибудь «биббли-буббли-ваббли-снибли бу-бу нафиг», читать исключительно Джорджет Хейер, смотреть только Санта-Барбару, играть в бильярд, нюхать кокаин, надираться до поросячьего визга и никаких слов длиннее, чем «мудак» и «хер», не произносить.

Быть может, я и вправду обладал храбростью определённого толка. Чтобы обманывать, врать, изворачиваться и грешить, тоже требуется храбрость. И даже большая, чем та, с которой касаешься проволоки с током.

Да и по поводу английского антисемитизма чувства я питал смешанные, под стать моей крови.

[Он] отвергал авторитет, не доверял интуиции. Вот почему утрата его столь непоправима... Если вы говорили ему: «Это безусловно верно, так говорят все знатоки... Так говорит Гитлер, так говорит Маркс, так говорит Христос и даже «Таймс» говорит так», он отвечал: «Да? Интересно. Давайте разберёмся». Он разбирался сам и вас заставлял разбираться. И вы начинали понимать, что влиятельное мнение может пользоваться влиятельной поддержкой и, однако же, оставаться вздором...

Мы говорим о бессердечии детей. «Дети бывают такими жестокими», — говорим мы. Но жестоким может быть только тот, кому есть дело до других. Дети же в их отношении с другими и невнимательны, и беспечны.

— Я намереваюсь сделать предсказание.

— Сэр?

— Вы далеко пойдёте.

— Как это, сэр?

— Да уж поверьте мне. Вы пойдёте очень далеко, очень. Я, правда, не могу сказать, куда вы в итоге придёте, в Вестминстерский дворец или в Уормвудскую тюрьму.

И что же мне делать дальше, спросил я себя?

И сколько еще времени я буду спрашивать себя, что мне делать дальше, как будто я – это не я, а кто-то еще, посторонний человек, вглядывающийся в меня с недоумением и любопытством?