Краткость очень хороша в том случае, если нас понимают — или если нас не понимают.
Говорить следует так, чтобы тебя поняли так как ты хочешь, чтобы тебя поняли, и чтобы не могли понять иначе.
Краткость очень хороша в том случае, если нас понимают — или если нас не понимают.
Говорить следует так, чтобы тебя поняли так как ты хочешь, чтобы тебя поняли, и чтобы не могли понять иначе.
Иным людям и семи лет не хватит, чтобы хоть сколько-нибудь понять друг друга, иным же и семи дней более чем достаточно.
Это правильно — понимать других людей. Но этого мало. Нужна еще и чуткость. Потому что легко абстрактно «понимать людей», если вы не жертва, а сторонний наблюдатель. Представьте, что вы скажете человеку, который нуждается в поддержке: «Я понимаю человека, который обокрал тебя, потому что ему нечего было есть». Или: «Я понимаю отморозка, который тебя изнасиловал, потому что его бросила жена и он должен был выпустить пар». Нужно быть в высшей степени черствым человеком, чтобы сказать такое.
Это правильно — понимать других людей. Но этого мало. Нужна еще и чуткость. Потому что легко абстрактно «понимать людей», если вы не жертва, а сторонний наблюдатель. Представьте, что вы скажете человеку, который нуждается в поддержке: «Я понимаю человека, который обокрал тебя, потому что ему нечего было есть». Или: «Я понимаю отморозка, который тебя изнасиловал, потому что его бросила жена и он должен был выпустить пар». Нужно быть в высшей степени черствым человеком, чтобы сказать такое.
Но кто может льстить себя надеждой, что был когда-либо понят? Мы все умираем непознанными. Так говорят женщины и так говорят писатели.
Вроде как говорили о погоде, а на самом деле происходил совсем другой, немой разговор, на высшем уровне, на уровне мысли…