Виктор Соснора

Другие цитаты по теме

Не отменна Марина станом.

Невысока, курноса явно.

Но, конечно, не кринкой сметаны

обаяла Марина Бояна.

У Марины очи неистовы,

голубее бабьего лета.

А походка -

увидишь издали

и пойдёшь далеко

следом.

Обожает Марина ви́на.

Пьёт с Бояном и спит в чернике.

Только не побежит Марина

за Бояном в родной Чернигов.

Что возьмёшь с гусляра Бояна,

продувного, как сито,

разве будешь от песни

пьяной?

Или сытой?

Песня ценится много ниже,

чем на властном заду прыщик.

Никогда не уйдет Марина

от боярских бочонков и пищи.

Не отменна Марина станом.

Невысока, курноса явно.

Но, конечно, не кринкой сметаны

обаяла Марина Бояна.

У Марины очи неистовы,

голубее бабьего лета.

А походка -

увидишь издали

и пойдёшь далеко

следом.

Обожает Марина ви́на.

Пьёт с Бояном и спит в чернике.

Только не побежит Марина

за Бояном в родной Чернигов.

Что возьмёшь с гусляра Бояна,

продувного, как сито,

разве будешь от песни

пьяной?

Или сытой?

Песня ценится много ниже,

чем на властном заду прыщик.

Никогда не уйдет Марина

от боярских бочонков и пищи.

Способен ли человек добиться успокоенья

при помощи обычного кинжала?

Ножами, кинжалами, пулями человек способен

Лишь пробить выход, сквозь который вытечет жизнь.

Но разве это успокоенье? Скажи мне, разве это успокоенье?

Конечно же нет! Ибо, как может убийство, даже убийство себя

Доставить успокоенье?

Человек может быть одинок, несмотря на любовь многих, если никто не считает его самым любимым.

Мы привязались друг к другу, мы нужны друг другу – два случайных одиночества.

— Я не забуду тебя, даже когда мне стукнет сто.

— А по мне сколько стукнет?

Смешные они, те твои люди. Сбились в кучу и давят друг друга, а места на земле вон сколько... И все работают. Зачем? Кому? Никто не знает. Видишь, как человек пашет, и думаешь: вот он по капле с потом силы свои источит на землю, а потом ляжет в нее и сгниет в ней. Ничего по нем не останется, ничего он не видит с своего поля и умирает, как родился, — дураком... Что ж, — он родился затем, что ли, чтоб поковырять землю, да и умереть, не успев даже могилы самому себе выковырять? Ведома ему воля? Ширь степная понятна? Говор морской волны веселит ему сердце? Он раб — как только родился, всю жизнь раб, и все тут!

Others because you did not keep

That deep-sworn vow have been friends of mine;

Yet always when I look death in the face,

When I clamber to the heights of sleep,

Or when I grow excited with wine,

Suddenly I meet your face.

Подумайте, что может быть ужаснее, как любить и не быть любимым!

Не знаю, какой диагноз ставят врачи человеку, который не мерзнет тогда, когда должен мерзнуть.