Лев Николаевич Толстой

Другие цитаты по теме

Во многом мы смотрим на мир так же, как тысячелетиями смотрели на него крестьяне. Они говорили, что горы высоки, а император — далек, имея в виду, что их не касаются дворцовые интриги и государственные дела.

Если б не вы, в этой стране

Было б кому голос отдать.

Если б не вы, эту страну

Не от кого было б спасать.

Кучка верноподданных псов

И прoпитое стадо лошья.

Всё, что выбрать сможете вы:

Железный занавес и лагеря.

Светские правительства не должны ставить во главу угла ту или иную религию, потому что они обязаны защищать свободу каждого. Граждане могут исповедовать ту религию, которая им нравится. Если бы правительства отдавали предпочтение какой-либо одной религии, то они не могли бы исполнять свой долг перед всеми гражданами.

Есть естественное влечение к своему народу — у меня к русскому — хотя я стараюсь не быть русским, а христианином.

В прежние времена подобная вселенная считалась необычной и даже, возможно, невозможной.

Но с другой стороны, в прежние времена все вообще обстояло гораздо проще.

Это потому, что вселенная была исполнена невежества. И ученый, подобно склонившемуся над горным ручьем старателю, тщательно и долго просеивал ее, роясь в поисках золотых крупинок знания среди гальки абсурда, песка неопределенности и шныряющих в воде крошечных щетинистых восьминогих суеверий.

Так и помни, что самое важное время одно: сейчас, а самое важное оно потому, что в нем одном мы властны над собой; а самый нужный человек тот, с кем сейчас сошелся, потому что никто не может знать, будет ли он еще иметь дело с каким-либо другим человеком, а самое важное дело — ему добро сделать, потому что только для этого послан человек в жизнь.

Опасно скрещивать невежество и упорство.

Даже когда народ пятится, он пятится за идеалом — и верит в некое «вперёд».

Фронтовые товарищи отца — живые трупы — вернулись с войны калеками, физическими и духовными, наверное, только для того, чтобы познать горькую истину: те, кто послал их умирать во имя Бога и отечества, теперь плевали им в лицо.

Но если такого наблюдателя не оказалось в галереях Лувра, зато он был на улице, где грозно раздавался его ропот и гневом искрились его глаза: то был народ, с его инстинктом, предельно обострённым ненавистью; он издалека глядел на силуэты непримиримых врагов своих и толковал их чувства также простодушно, как это делает проожий, глазея в запертые окна зала, где танцуют. Музыка увлекает и ведёт танцоров, а прохожий видит одни движения и, не слыша музыки, потешается над тем, как эти марионетки скачут и суетятся без видимой причины.