Ну времена! Дурак и тот увидит,
Что судьи сплутовали в этом деле;
Но и смельчак не скажет вслух: «Я вижу».
Да, мир трещит по швам — не стало скреп:
Хоть видишь зло, молчишь, как будто слеп.
Ну времена! Дурак и тот увидит,
Что судьи сплутовали в этом деле;
Но и смельчак не скажет вслух: «Я вижу».
Да, мир трещит по швам — не стало скреп:
Хоть видишь зло, молчишь, как будто слеп.
Людьми владеет страх.
Сейчас ты с кем бы ни заговорил, -
Глядят угрюмо и полны боязни.
— Со мной вы не проститесь?
— Вам все мало?
Учась у вас уменью льстить, скажу:
Вообразите, что уже простилась.
Украл бы — нельзя, совесть корит, ругнулся бы — нельзя, совесть стыдит, переспал бы с соседской женой — нельзя, совесть не велит. Она вроде как дух с красным от стыда лицом, который бунтуется у человека внутри. И все норовит подставить тебе ножку.
Британия безумствовала долго,
Самой себе удары нанося:
Брат в ослепленье проливал кровь брата,
Отец оружье поднимал на сына,
Сын побуждаем был к отцеубийству.
Забыли вы законы милосердья:
Нам надлежит платить добром за зло
И за проклятия — благословеньем.
Вы ждете милосердия? Стыда?
А вы со мною были милосердны?
Убить мои надежды постыдились?
Я обездолена немилосердно,
На жизнь постыдную обречена.
И свирепеет скорбь моя в стыде.
— Ты сам отверг закон людской и Божий!
Зверь, самый лютый, жалости не чужд.
— Я, леди, чужд. Так, значит, я не зверь.
— О, чудо — дьявол истину изрек!