Мне вывернули душу наизнанку,
Когда я раз приехал в Дагестан:
«Расул, достань билеты на Таганку!
Ты можешь все! Пожалуйста, достань!»
И, обращаясь к целому аулу,
Я простонал, согнувшийся в дугу:
«Хотите турпоездку в Гонолулу?
Пожалуйста! А это – не могу».
Всё куда-то я бегу, —
На душе темно и тошно,
У кого-то я в долгу,
У кого — не помню точно.
Всё труднее я дышу,
Но дышу — не умираю,
Всё к кому-то я спешу,
А к кому и сам не знаю.
Ничего, что я один,
Ничего, что я напился,
Где-то я необходим,
Только адрес позабылся.
Ничего, что, я сопя,
Мчусь по замкнутому кругу, —
Я придумал для себя,
Что спешу к больному другу.
Опрокинуться в стогу,
Увидать Кассиопею, —
Вероятно, не смогу,
Вероятно, не успею...
Если ты мне враг -
Кто тогда мне друг?
Вертится Земля,
Как гончарный круг.
Мучаясь и бесясь,
Составляет Бог
Карточный пасьянс
Из людских дорог.
Смотрит он, чудак,
В миллионы схем -
Что, когда и как,
Где, кому и с кем.
Перепутал год,
Перепутал век, -
И тебе не тот
Выпал человек!..
Я не виноват.
Он не виноват.
И на всех троих -
Узенький Арбат.
Можно Лермонтова знать плохо,
Можно Фета пролистать вкратце,
Можно вовсе не читать Блока...
Но всему же есть предел, братцы!
Активность в жизни хороша, но не осознание того, что ты ничтожен… Вот сегодня включи телевизор – нельзя сказать, что сплошные ничтожества, так не бывает, но много. Много. Причем все наглецы… Все звезды – как будто в России не было ни Карамзина, ни Пушкина, никого. Не хочу называть сегодняшние имена, фамилии. Не хочу быть агрессивным… Это время пройдет. Это время ложных богов, а значит, и ложных личностей.
Мы все не желаем верить,
Что в мире истреблена
Угодная сердцу ересь
По имени «тишина».
Нас тянет в глухие скверы -
Подальше от площадей,
Очищенных от скверны,
Машин и очередей.
Быть может, вот этот гравий,
Скамеечка и жасмин –
Последняя из гарантий
Хоть как-то улучшить мир.
Белым-бело!.. И в этом белом гимне
Приходит к нам, болезненно остра,
Необходимость тут же стать другими,
Уже совсем не теми, что вчера.
Чудеса всегда доверены минутам.
Чудо трудно растянуть на полчаса.
Но минуты мы неряшливо минуем –
И поэтому не верим в чудеса.
О, високосный год – проклятый год.
Как мы о нем беспечно забываем
И доверяем жизни хрупкий ход
Всё тем же пароходам и трамваям,
А между тем в злосчастный этот год,
Нас изучает пристальная линза.
Из тысяч лиц – не тот..., не тот..., не тот...
Отдельные выхватывая лица.
И некая верховная рука,
В чьей воле все кончины и отсрочки,
Раздвинув над толпою облака,
Выхватывает нас поодиночке.
О не лети так, жизнь, слегка замедли шаг.
Другие вон живут, неспешны и подробны.
А я живу — мосты, вокзалы, ипподромы.
Промахивая так, что только свист в ушах.
Ноне всякий индивид
Издаваться норовит,
Но не всякий твердо знает,
Что такое алфавит.
Да зачем же издавать
Всех, кто может рифмовать?
Рифмовать — простое дело,
Все равно как ревновать!
Cлайд с цитатой