Но выражение усталой покорности уже слетело с его лица. Ужас, давивший в ночной тиши, сновидения, переносившие его в мир теней, исчезли вместе с ночью, которая породила их. Как только засияло солнце и Овод встретился лицом к лицу со своими врагами, воля вернулась к нему, и он уже ничего не боялся.
Я боюсь... темноты. Иногда я просто н е м о г у оставаться один ночью. Мне нужно, чтобы рядом со мной было живое существо... что-то осязаемое. Темнота, кромешная темнота вокруг... Нет, нет! Я боюсь не ада! Ад — это детская игрушка. Меня страшит темнота в н у т р е н н я я... там нет ни плача, ни скрежета зубовного, а только тишина... мертвая тишина.
— Я думаю, — медленно сказал Овод, — что мертвым лучше оставаться мертвыми. Прошлое трудно забыть. И на месте вашего друга я продолжил бы оставаться мертвым. Встреча с привидениями — вещь неприятная.
Они [религии] отличаются одна от другой лишь внешними симптомами. А сама болезнь — это религиозная направленность ума, это потребность человека создать себе фетиш и обоготворить его, пасть ниц перед кем-нибудь и поклоняться ему. Кто это будет — Христос, Будда или дикарский тотем — не имеет значения.
Вы, такая отзывчивая, жалеете тело в дурацкой одежде с колокольчиками, а подумали ли вы когда-нибудь о несчастной душе, у которой нет даже этих пестрых тряпок, чтобы прикрыть свою страшную наготу?
— Вам надели их [наручники] на свежую рану?
— Р-разумеется, ваше преосвященство. Свежие раны для того и существуют. От старых мало проку: они будут только ныть, а не жечь вас, как огнем.
Даже и две минуты не хочу быть серьёзным, друг мой. Ни жизнь, ни смерть не стоят того.
Он даже слишком хорош для нашего грешного мира, и его следовало бы вежливо препроводить в другой.
Cлайд с цитатой