Что ж, а я вот папиросы курю, и как наш незабвенный доктор Пирс говаривал, не горжусь этим, но чрезвычайно это люблю!
Почти все одуванчики уже превратились из солнц в луны.
Что ж, а я вот папиросы курю, и как наш незабвенный доктор Пирс говаривал, не горжусь этим, но чрезвычайно это люблю!
Лолита так близка и вместе с тем так горестно недостижима, и так любить ее, так любить как раз накануне новой эры, когда, по моим волховским исчислениям, она бы должна была перестать быть нимфеткой, перестать терзать меня.
Мы опять вступили в борьбу. Мы катались по всему ковру, в обнимку, как двое огромных беспомощных детей. Он был наг под халатом, от него мерзко несло козлом, и я задыхался, когда он перекатывался через меня. Я перекатывался через него. Мы перекатывались через меня. Они перекатывались через него. Мы перекатывались через себя.
Тот род жилья, в котором знаешь, что найдешь вместо душа клистирную кишку, натягиваемую на ванный кран.
В тамошней гостинице у нас были отдельные комнаты, но посреди ночи она, рыдая, перешла ко мне и мы тихонько с ней помирились. Ей, понимаете ли, совершенно было не к кому больше пойти.
Один парень заходит в магазин, покупает пачку сигарет... Выходит, читает предупреждение, возвращается, протягивает сигареты продавцу и говорит: «Эти вызывают импотенцию. А мне нужны те, что вызывают рак».