Память чем-то похожа на собаку — где хочет, там и ляжет.
— Ну почему нельзя написать: уважаемый Рак, вы заболеете раком; или: Лев, сегодня с вами случится нечто ужасное — вас бросит жена, и вы покончите жизнь самоубийством?
Память чем-то похожа на собаку — где хочет, там и ляжет.
— Ну почему нельзя написать: уважаемый Рак, вы заболеете раком; или: Лев, сегодня с вами случится нечто ужасное — вас бросит жена, и вы покончите жизнь самоубийством?
Время — штука своеобразная: когда оглядываешься назад, оно видится компактной массой, неделимым монолитом, блюдом с единственным запахом и единым вкусом.
... топь совершенства, где утонет всякий, кто дерзнет зайти слишком далеко.
... на жизнь он смотрел как на странноватый клуб, где очутился совершенно случайно и откуда мог вылететь без всяких объяснений. Он и сам уже решил выйти из этого клуба, если сборище станет совсем скучным.
Небо смерти — небо серых туч.
Нельзя надеяться на человеческую память.
Впрочем, и на забвение тоже рассчитывать нельзя.
Память обманчива. Она интерпретирует, а не фиксирует.
... Но память жестокая штука. Она вычёркивает из своих списков всякую, иногда столь нужную тебе мелочь, но не стирает образы, причиняющие тебе каждый день нестерпимую боль. А это ведь тоже судьба. Разве нет? И если то моя судьба – помнить и гореть заживо в своем собственном аду, то к черту такую судьбу!
Ведь наша память – это и есть мы. Ну, по крайней мере, изрядная часть нас.
Иногда я слышу: сколько можно писать о войне? Да, я думала о том, что знание, которым наполняю блокноты, нагружаю свою душу, тяжело и невыносимо для человека. У нас, живущих в такой усовершенствованный технический век, что нам грозит уже не одна из войн, подобных тем, которые знало человечество, а экологическая катастрофа, осталась надежда, что самое сильное оружие, самое непобедимое — человеческая память. Память! Но какие сложные, какие запутанные её линии, её чертежи! — всё больше убеждаюсь с каждым днём поиска. Куда посложнее чертежей самой адской машины, которую изобрели или хотят изобрести, чтобы убивать уже не сотни, не тысячи, а сразу миллионы человек, и вместе с ними их память, эту нематериальную материю, без которой мы, люди, перестали бы быть людьми. Как уловить её, овеществить в слове?