... наёмники — это меньшее из зол. Куда страшнее идейные фанатики, вот они истинная чума, поскольку все злодеяния они делают во имя своих идеалов, совершенно не задумываясь о том, что по этому поводу думают другие люди. И если наёмники, выполняя свою задачу, делают ровно столько, за сколько им заплатили, то фанатики ради своих целей сеют зло безгранично и зачастую бездумно.
И вдруг я заметил, что в последнее время эти вопросы перестали меня волновать — бытие Божие больше не вызывает у меня вопросов, не вызывает сомнений. Почему? Вот тут парадокс. Вокруг нас столько свидетельств абсолютного безбожия, творящегося сейчас в России! Вокруг нас столько мерзости, столько людей, которые абсолютно сознательно на моих глазах выпускают из себя мистера Хайда, которые сознательно становятся мерзавцами в поисках творческой энергетики, скудного пропитания, общественного признания.
И вот среди всего этого вера в Бога очень укрепляется. Почему? Парадокс этот просто разрешается. Да потому что мы видим, как наглядно это зло. Оно наглядно наказывается почти у всех деградацией, распадом личности, творческим бесплодием; оно очень наглядно наказывается превращением, иногда даже внешним, физическим. Наша эпоха бесконечно ценна наглядностью.
Вот то, как нам явлено лицо Дьявола, оно оттеняет лицо Господа. Поэтому у меня сомнений в последнее время совсем не стало. Если раньше я мог сказать «да, я сомневаюсь», да, иногда я впадал в совершенно постыдный агностицизм, то уж теперь я совершенно точно знаю, что Бог есть, и свет во тьме светит, и тьма не объемлет его. И в такие минуты особенно остро вспоминаешь Томаса Манна: «Какая прекрасная вещь абсолютное зло! Как просто по отношению к нему определиться».
— Так, а в чём тогда печаль? — не понял Азов.
— Помимо патриархального уклада, её родителей и безумной сестры? – уточнил я. – Да во всём, начиная с дороги. А если на трассе нас встретят два джипа и всех покрошат в мелкий винегрет? У меня, например, на пули аллергия сильнейшая, я от них весь дырками покрываюсь.
Когда наших военнослужащих брали в плен, то в первую очередь убивали замполитов, а не попов. Потому что именно они были носителями идеологии, которая в свою очередь была секретом успеха советского народа.
Не будет заблуждением утверждать, что господь допускает зло во имя добра; ибо добром может почитаться лишь то, что само по себе отвечает идее «доброго», а не устанавливается путем сравнения. Что ни говори, пояснял Шлепфус, а здесь неизбежно возникает проблема абсолютно доброго и прекрасного, доброго и прекрасного вне связи со злым и безобразным, — проблема безотносительной качественности. Там, где отпадает сравнение, продолжал он, отпадает масштаб, и уже не может быть речи о тяжелом или легком, о большом или малом. А под этим углом доброе и прекрасное, утратив свою сущность, тоже свелись бы к бескачественному бытию, весьма схожему с небытием и ничуть над ним не возвышающемуся.
Мы же знаем, что история может развиваться по-разному. И когда увеличивается объём зла в человеческой жизни, оно начинает превалировать. И вроде как добро оказывается в меньшинстве. Сегодня христиане в меньшинстве. Сегодня ценности, которые мы проповедуем, либо с ходу отвергаются, либо игнорируются. Почему? Потому что мы предлагаем людям подыматься вверх, идти в гору. А всё, что предлагает массовая культура сегодня, — спускаться вниз. Если человек живёт по голосу инстинкта, если на основе инстинкта создаётся цивилизация, то, конечно, большинство пойдёт именно этим путём, потому что это гораздо легче и проще и не надо, как говорят русские, париться, не нужно себе создавать трудности. Вот такая лёгкая жизнь. Но ведь то же самое сказано в Евангелии: путь спасения — это узкий путь. И в каком-то смысле этот путь всегда связан с подвигом.
Дело не в том, кто сильнее, а кто слабее. Дело в том, что есть люди, которых уважаешь независимо от их силы или слабости.
Добро определяет мой выбор в свою пользу всею бесконечностью своего положительного содержания и бытия, следовательно, этот выбор бесконечно определен, необходимость его была абсолютная, и произвола в нём — никакого; напротив, при выборе зла нет никакого определяющего основания, никакой необходимости, и, следовательно, бесконечный произвол.
Свершившее зло, да будут наказаны. Если приговор вынесен так тому быть, таков закон. Родственные чувства какая бессмыслица. Существует закон, а эмоции пустая трата времени. Если мы не будем подчиняться законы, как это можем требовать от других?
Cлайд с цитатой