— Да, но как же моё письмо?!
— Ты не написал ей за пять лет ни одного письма, так что можешь не торопиться.
— А я и не спешу.
— Я уверена, что и Франсуаза тоже не спешит написать тебе письмо.
— Это Франсуаза виновата во всём. Я просто хотел подождать, пока она мне напишет первое.
— Могу поспорить, что она говорит тоже самое. Вы такие упрямые, оба.
— Это Франсуаза упрямая!
— Да нет, вы оба.
— ... У нас получилось [обращение к сестре].
— Спасибо вам, Патти и Анна, после такого письма я чувствую себя гораздо лучше, спасибо вам большое.
— Господин мэр, но почему вы нас благодарите? [смотрит на Анну]
— Он всё понял.
— Что? Нет.
— Я лучше поскорее выздоровлю и все снова станут наслаждаться моими речами.
Всё в жизни начинается с дома и ему мы обязаны всем. Мы должны быть благодарны его полам, столам, столбам, крыше...
— Я... Я очень волнуюсь... Оставить детей одних на целый день [перебирает в руках свой платок].
— Не волнуйся, надо доверять детям.
— А вдруг что-нибудь случится... [прикусывает платок]
— Прошу внимания! Оставить детей одних в городе очень важно с точки зрения воспитания самостоятельности.
Всё в жизни начинается с дома и ему мы обязаны всем. Мы должны быть благодарны его полам, столам, столбам, крыше...
— Теперь мы пойдём пешком, хорошо?
— Да.
— Что значит это «хорошо»? Глупцы! Если они не поторопятся то наступит ночь! [Гретель тайно наблюдает за детьми]
— Чего он добивается? Он просто омерзителен!
— А правильно ли мы сделаем, если откроем планы Генриха Гретелю?
— Бобби, неужели тебе не хочется проучить этого наглого зазнайку?
— Хочется.
— Вот и отлично! Тогда кто-то должен это сделать.
— Ты говоришь о Гретеле?
— Выбора нет. Он здесь единственный преступник.
Писать письмо бы мне пристало,
Лишь на одном дыханьи… Мало,
Что могут выразить слова,
Бумага, будто покрова
На головах у женщин в храме,
Чтоб грех прикрыть, но благо с нами,
Не будет святостью грешить
Огонь лампад… сим дорожить,
Нам не придется для закона,
Чему обязана корона,
Держав со строгостью границ...
Лететь дано, как стае птиц
Лишь мыслям. Друг мой, улови,
Рекою бурною в крови
По венам жаркою волной
Течет наш разговор с тобой.
Откуда б реки не текли,
И как бы ни были вдали,
У них одно предназначенье -
Пересекая много стран
Познать безбрежный океан.
Ты знаешь времени советы,
И пыль, и тени, и обеты,
Все исчезает в сладкий миг...
Что ты из слов моих постиг?
Росу из утренней зари,
Что шепчет вновь, не говори?
Не говори и не клянись,
Пусть будет это верой в жизнь,
Что подает Святой Грааль,
В котором радость и печаль…
Рубиновая чаша до краев
Наполнена нектарами богов,
Глоток… и вкус познав блаженный,
Ты ароматом упоенный,
Познаешь сущность бытия,
Где я есть ты, а ты есть я.
Убедившись в ослинном упрямстве приора, он стал угождать ему очень просто, — называя черное белым, а белое — черным.
Я читала твоё письмо на океане, океан читал со мной. Тебе не мешает такой читатель? Ибо ни один человеческий глаз никогда не прочитает ни одной твоей строчки ко мне.
— Эх... Хэйвен гораздо дальше, чем я предполагала.
— Руби, как долго, по-твоему, должно было продлиться это путешествие?
— Не знаю. Я выросла на небольшом острове, и никогда ещё так далеко не уходила.
— Допустим. Но всё же... как долго?
— Может быть, недели две?
— Сколько?!
— Ладно-ладно! Три или типа того!..
Cлайд с цитатой