Если пьесы и вправду такой грех, мне придется молиться о спасении души до последнего вздоха.
— Королева Елизавета Первая!
— Доктор!
— Что?
— Мой заклятый враг!
— Что?
— Голову с плеч!
— ЧТО??
Если пьесы и вправду такой грех, мне придется молиться о спасении души до последнего вздоха.
— Королева Елизавета Первая!
— Доктор!
— Что?
— Мой заклятый враг!
— Что?
— Голову с плеч!
— ЧТО??
— Любимый, я не понимаю.
— Всё ты понимаешь. Ты Зигон.
— Зигон?
— Да перестань, всё кончено. Да, Зигон. Большая, красная, резиноподобная штука покрытая присосками. На удивление хорошо целуется. Думаешь настоящая королева Англии захотела бы разделить трон с первым попавшимся красавцем в хорошем костюме только из-за его шикарных волос и доброго коня.
[Конь превратился в Зигона. Доктор удивленно переводит взгляд с Зигона на королеву Елизавету.]
— Это был конь. Ох, я стану королем...
— Куда он направляется?
— Я его задержу, а ты беги. ты нужна народу.
— И ты нужен мне живым для нашей свадьбы! *целует Доктора и убегает*
— Отличная работа Доктор, просто блеск! Королева – девственница... вот тебе и история.
— Бежим!
— Что происходит?!
— На нас напал изменяющий форму пришелец, который маскировался под моего коня.
— Что это значит?
— Это значит, нам нужен другой конь!
— Знаешь ли ты, Джонсон, что по книге Пэров, история моей семьи самая древняя в Королевстве? Мы участвовали в битвах при Креси, Босворде, при Азенкуре. Унаследовав графство, я был самым богатым из людей, когда-либо дышавших воздухом Англии. А последний вздох будет испускать беднейший... Никогда не влиял на законы и политику Англии, не поднял меча ни в одной из великих битв. Слова... Только слова станут моим единственным наследством. Лишь ты, смотря мои пьесы знал, что они мои. Слушая аплодисменты, одобрительные возгласы публики, я осознавал, что чествуют другого человека... И в этой какофонии звуков я ловил хлопки лишь двух ладоней... Твоих. Но так ни разу их и не услышал. Ты никогда не говорил мне, ни разу не сказал мне, что ты думаешь о моей работе.
— Я признаюсь, что Ваши слова – это самое удивительное, что когда-либо звучало на нашей сцене. На любой сцене. Во все времена. Вы – душа нашего века.
Делом всей моей жизни стало познание человеческой натуры. Я знаю тебя, Джонсон. Ты бы мог предать меня, но ты не способен предать мои пьесы.
Хоть наша история на этом завершилась, но поэт не ушел, ведь его монумент несокрушим, ибо не из камня он воздвигнут, но из его стихов. И о нем будут помнить, покуда слова рождаются дыханием, а дыхание — самой жизнью.
Искусство — это всегда политика, в ином случае оно лишь украшение, и творец всегда найдет что сказать, он ведь не сапоги шьет. И ты тоже не сапожник, верно?