Порой художнику необходимо отступить от картины и взглянуть на нее со стороны. А не то, его начинают терзать сомнения.
Победа и моя честь обнажаются на ярмарке.
Порой художнику необходимо отступить от картины и взглянуть на нее со стороны. А не то, его начинают терзать сомнения.
Я всегда говорю ребятам, что учеба пригодится. Никогда не знаешь где, но пригодится.
Я был судьей, обычным судьей по семейным делам, но я был хорошим судьей. После той драки я вернулся к работе и как раз тогда Асекьель... Асекьель — это тот парень, который на большой скорости врезался в машину и убил мою семью, он снова устроил пьяные гонки и задавил девочку, которая ехала на велосипеде, она скончалась на месте. Когда я потерял семью, то думал, что хуже уже быть не может, однако понял, что ошибался. Еще хуже было потерять смысл своей жизни. Я, всю свою жизнь посвятивший правосудию, должен был признать, что правосудия не существует. Дружба с губернатором повлияла на договор Асекьеля, а Бог просто попивал чаек. К невыносимой боли прибавилась страшная ненависть к Асекьелю и тогда я понял, что достиг дна. Я смотрел вниз и все видел. А вы видели дно, падре? Если нет, то я расскажу. Знаете, что там, на дне? Там ненависть. И тогда я задумался над тем, как я буду из него выбираться. Как видите — я выбрался. Потихоньку, шаг за шагом. Я вернулся к жизни. А вот кто не вернулся, это Асекьель. Я рассказал ему о себе за две секунды до того, как пустил ему пулю в правый глаз. Я рад, что сказал ему это, потому что знаете, что я увидел в его левом глазу, мертвом, но уцелевшем? Знаете, что я увидел? Правосудие. Я увидел, что парень в конце концов осознал, что правосудие существует.
— Теперь осталось подождать.
— Я устала ждать.
— У всякой бомбы есть таймер, поэтому с Патитой и не вышло.
— Расскажи это его трупу.
— В этом и ошибка. Они не лишили тебя жизни, а разбили ее вдребезги. А тебе пришлось бороться с последствиями, ты двадцать лет расплачивалась за их поступок, а у Патиты ничего такого не было, его жизнь просто оборвалась. Кто-то позвал его со спины, он обернулся, пиф-паф, прощай Патита. Это не месть, а облегчение. Нужно сделать так, чтобы Лемос Ареналь мечтал о смерти, как когда-то мечтали мы.
И, пожалуйста, перестаньте сомневаться. Вспомните всё, о чем я прошу, и, конечно, радуйтесь жизни!
…живопись – это единственное искусство, в котором интуитивные способности художника могут иметь большее значение, чем реальное знание или ум.
— А если Лемос выкрутится?
— Это невозможно.
— Почему? Можно подкупить следователей.
— Я скажу вам то, чего вы не знаете. Всегда найдется какой-нибудь продажный прокурор, но никакие деньги не помогут, когда есть указание сверху.
В опасности безмерной,
В сомненье беспредельном,
Мы бегаем кругами
И дергаем руками...
Если картина написана кровью – у нее будет успех. А если дерьмом – она станет шедевром.