«Выше голову!» можно услышать и из уст палача.
0.00
Не вели казнить, великий государь! Вели слово молвить!
Яна Джангирова
Другие цитаты по теме
Cлайд с цитатой— Что они несут?
— Похоже на гильотину.
— После сэра Чарльза Дарвина я готов от них ожидать электрического стула...
По всякому можно делить людей. Иногда их делят на людей и не людей. Удивленный палач сказал: «А я делю их на головы и туловища».
Все это слишком напоминает мне Китай времен Мао. Отречение, самокритика, публичные мольбы о прощении. Я человек старомодный и предпочитаю, чтобы меня просто-напросто поставили к стенке и расстреляли.
— Допустим, однажды, твоя т. Далия узнает из газет, что на рассвете следующего дня тебя поведут на расстрел.
— Такого не может быть. Я поздно встаю.
Что касается Герберта Цукурса, то сперва он прославился, совершив в 1933-1934 годах полёт в Центральную Африку на самолёте, который сам собирал в течение нескольких лет. В 1941 году отважный покоритель неба, обуреваемый непомерным тщеславием, становится правой рукой главного палача Латвии Виктора Арайса и фактическим «хозяином» Рижского гетто. Это он во время расстрелов кричал: «Дайте мне напиться крови!» Это он разъезжал по гетто в открытом автомобиле и стрелял во всех встречных евреев, ликуя, когда попадал. Это его в Риге прозвали «палачом еврейских детей». Возмездие нашло Цукурса в 1965 году в Южной Америке. Не добившись официальной выдачи карателя, агенты израильской разведки Моссад привели приговор в исполнение. Это была одна из самых блистательных операций спецслужб Израиля. Вот такие герои сейчас популярны в Латвии. И вот представьте себе ситуацию — вы приезжаете в столицу Латвии Ригу, замечательный старинный европейский город. В каждом сувенирном киоске вы можете увидеть почтовый конверт, на котором красуется изображение Герберта Цукурса, военного преступника и карателя. А венчает его портрет такая надпись: «Латыш, когда тебе будет трудно, помни, что Герберту Цукурсу было еще труднее!»
Как при объявлении смертного приговора Светлогуб не мог понять всего значения того, что объявлялось ему, так и теперь он не мог обнять всего значения предстоящей минуты и с удивлением смотрел на палача, поспешно, ловко и озабоченно исполняющего свое ужасное дело. Лицо палача было самое обыкновенное лицо русского рабочего человека, не злое, но сосредоточенное, какое бывает у людей, старающихся как можно точнее исполнить нужное и сложное дело. Он подвинулся к виселице и, невольно окинув взглядом ряды солдат и пестрых зрителей, ещё раз подумал: «Зачем, зачем они делают это?» И ему стало жалко и их и себя, и слёзы выступили ему на глаза.
— И не жалко тебе меня? — сказал он, уловив взгляд бойких серых глаз палача.
Палач на минуту остановился. Лицо его вдруг сделалось злое.
— Ну вас! Разговаривать! — пробормотал он и быстро нагнулся к полу, где лежала его поддевка и какое-то полотно, и, ловким движением обеих рук сзади обняв Светлогуба, накинул ему на голову холстинный мешок и поспешно обдёрнул его до половины спины и груди.