Бог любит нас, но забирает лучших.
И в памяти моей уже так много случаев.
Кто-то остался легендой,
Кто-то ушел незаметно.
Но страшно, что это для нас
Стало повседневно.
Бог любит нас, но забирает лучших.
И в памяти моей уже так много случаев.
Кто-то остался легендой,
Кто-то ушел незаметно.
Но страшно, что это для нас
Стало повседневно.
— Ты учила выбирать меньшее зло. Ты говорила, что есть вещи, за которые стоит умереть, которые важнее жизни одного человека!
— Не тебя!
— Потому что я твоя подруга?
— Да!
— Тогда помни меня!
«К чему? — вопрошал себя король. — Ради чего? Где мои победы? Где то, что могло бы пережить меня?»
Он вдруг почувствовал всю тщету своих деяний, почувствовал с такой ясностью, с какой думает об этом человек, охваченный мыслью о собственном конце и о предстоящем исчезновении всего сущего, как будто мир перестанет существовать с ним вместе.
Когда меня не станет, ветер дуть не перестанет,
На новых парусах корабли покинут Гавань.
Кто-то помянет, кто-то в сплюнет, кто-то заплачет,
И лишь для не скольких людей все станет иначе.
— Интересно, будут ли нас помнить?
— Что, после смерти?
— Да.
— Пожалуй, о тебе скажут, что ты изменил мир.
— А что напишут в твоем некрологе? Хм.. чудное слово.
— Думаю, ничего хорошего.
— Да ну брось! Навреное, Эддит Минтерн Седжвик — прекрасная актриса, художница...
— ... и сумасшедшая!
— Запомнилась миру тем, что подожгла его..
— ... сбросив тяжкие семейные оковы.
— Она водила дружбу с кем попало.
— За ней тянулся длинный шлейф хаоса, она разводилась столько же раз сколько и выходила замуж, и оставила после себя лишь надежду на лучшее.
Красиво вышло.
— Знаете почему всегда будут новые войны?
— Потому что память подделывает воспоминания, — сказал я. — Это сито, которое пропускает и предаёт забвению всё ужасное, превращая прошлое в сплошное приключение. В воспоминаниях-то каждый герой. О войне имеют право рассказывать только павшие — они прошли её до конца. Но их-то как раз заставили умолкнуть навеки.
Равич покачал головой.
— Просто человек не чувствует чужой боли, — сказал он. — В этом всё дело. И чужой смерти не чувствует. Проходит совсем немного времени, и он помнит уже только одно: как он сам уцелел.