В телевизоре бегает актёр Кейдж со страдающим лицом.
Ну, он всегда с таким бегает.
Борется со злом.
Поневоле начинаешь болеть за зло.
0.00
Справедливость карает зло, надежда хочет его исправить, а любовь не замечает.
Наталья Волнистая
Другие цитаты по теме
Cлайд с цитатой[Джейсон Мэттьюс, сценарист: Россия принимает активные меры в виде политических кампаний, а ещё там есть ксенофобия: они постоянно ожидают наступления врага].
Послушайте, это они ксенофобы, они ожидают наступления врага. Их система не весть что творит, а мы снимаем кино про нападение русских, корейцев, их извращенцев-шлюх и их систему, потому что они действительно хотят напасть, а их система производит шлюх и извращенцев. Вот что значит мир без ксенофобии к кому-либо.
Лучшее искусство порождается болью. У меня хватит боли на десяток отличных фильмов. Только выпишите мне чек, чёрт побери!
Война в Ираке — отличная тема для комедии. Почему американцы в Ираке? Никто этого так и не понял. Мы нашли в Ираке оружие массового поражения? Нет там его. Мы освободили иракцев от каких-то там цепей? Нет — теперь мы сами распихиваем их по тюрьмам. Это была бы черная комедия, и очень смешная, уверяю.
Опаснее всех человек, неспособный причинить зло и мухе: он не решится обидеть и скорпиона.
Мир был огромен. Частями Мира были Дом, Двор, Сад и Улица. За его пределами лежали неведомые земли, населенные индейцами, пиратами и папуасами из книжек брата. По Улице проезжали телеги, влекомые грустными лошадьми, иногда громыхал зеленый грузовик, проходили непохожие на нас, живших в Мире, люди. Индейцы с папуасами не наблюдались, но я понимала: это просто вопрос времени, вот-вот появятся.
Дом был громаден и стар. Днем он как-то держался, не скулил и не жаловался, а по ночам давал себе волю, охал, скрипел и хлопал дверцей монументального буфета. Когда исчез наш кот, бабушка сказала: он ушел умирать. Я боялась, что когда-нибудь мы проснемся в своих постелях под ясным небом — наш Дом уйдет, оставив нас сиротами.
Двор был обширен. В дальнем его конце сидела на цепи мрачная нелюдимая собака. Она считала себя не сторожем, а пленным, ну и вела себя соответственно статусу. Я мечтала, что собаку отпустят на волю, и я, наконец, обыщу ее будку, ибо куда еще могли деться три цветных стеклышка — зеленое, синее и красное, ясно, что собака к лапам прибрала. Как трофеи.
Сад был необъятен. Сначала цветы — бабушка любила пионы, пионы были громадными, роскошными, быстро зацветали, быстро осыпались, земля под кустами становилась бело-розовой, вишневой, багровой. А мне нравились невзрачные звездочки турецкой гвоздики и мята. Гвоздику бабушка все грозилась повыдергивать, да руки не доходили. Мята, днем незаметная, к сумеркам просыпалась и наполняла Сад горьким тревожным запахом. За клумбами были непроходимые заросли сирени. Внизу просто скучные ветки, а там, наверху, в небе, облаками плыли тяжелые гроздья.
Место было низкое, и чтоб по весне и в дожди Сад не заливало водой, по периметру выкопали канавы, а под огромной, в полнеба, ивой — пруд. За канавами росла малина. Года в четыре, обидевшись за что-то на бабушку, я решила уйти от всех. Бабушка не отговаривала, положила в корзинку яблоко и завернутый в белую салфетку бутерброд, и я гордо удалилась на край Мира, за канаву, в кусты малины. Яблоко и бутерброд съедены, запах малины и спокойное жужжанье пчел, на краю канавы застыла изумрудная лягушка. Дед сидел в дозоре в кустах смородины, следил, чтоб дите не свалилось в воду, дождался, пока усну, и вернул беглую внучку в Дом.
Брат сказал, что в пруду живет щука “во-от такой длины с вот такими зубами”, лучше не соваться, утащит под воду, и я часами таилась под ивой, обмирая от страха и любопытства, готовая вскочить и бежать, если щука высунет свою зубастую пасть из воды.
Я стала взрослой и снова приехала туда.
Маленький старый дом, крохотный двор, пруд — четыре шага в длину, два в ширину, и сирени — не лес, а несколько кустов, и в пяти яблонях нельзя заблудиться.
И только если сесть, стать на метр ближе к мягкой траве — все возвращается, приобретает истинные размеры.
Дом. Двор. Сад.
— Поскольку тут тебе делать нечего, я тебя украду. Есть другое дело.
— Зло не дремлет. Где остановилось колесо смерти?
— Есть ли сегодня во французском кино такие секс-символы, какими были Брижит Бардо или Вы?
— Секса на экране становится всё больше, а символов — всё меньше.
Я по образованию актриса и у меня около двадцати ролей в кино. Я снималась в женских сериалах. Кто не знает, что это такое, расскажу. Там один сценарий на все сериалы. Раньше писали настоящие сценаристы, а сейчас просто жопой садятся на клавиатуру, там всё само пишется. Там про обычную женщину, в обычном регионе, которую все обманывают. То армяне, то Мавроди... и на которую вдруг падает олигарх. Прикиньте — с нифига! Они так и называются: «Любовная любовь», «Обручальный обруч», «Медовый инцест» или просто «Вера, Надежда и Лидия».