— Честно говоря, я не понимаю. Дела в разведотделе у тебя идут блестяще. Так зачем тебе уходить оттуда, чтобы играть в солдатики?
— Ройс, мы с тобой ровесники. Вместе поступали в ВМС. А у кого больше наград?
— Господи, да мне просто повезло во время этой войны в Заливе. Боевой опыт — ключ к продвижению.
— Однако те, у кого есть груди, не могут быть на подлодке, не могут служить в спецподразделениях, не могут даже мечтать...
Видите ли, у нас в США четверть всех военных должностей недоступна для женщин. Нужно переломить подобную ситуацию. Некоторые утверждают, что женщины не созданы для этого — «они физически слабее». А разве нужно быть сильным, чтобы нажать курок?
— Сэр, я только исполняла ваш приказ обращаться к вам в случае ЧП.
— Ну, хорошо, лейтенант. Мне нужны фамилии. И конкретные жалобы.
— Сэр. Я могу говорить откровенно? Вы, сэр. И началось это, как только я здесь появилась.
— В самом деле?
— Двойные стандарты: раздельное проживание, специальное отношение. Вы сразу бросились предлагать мне стул, когда мы впервые встретились.
— Потому что я воспитанный человек. А ты жалуешься.
— А мне не нужна воспитанность, сэр. Как я могу общаться с этими ребятами, если меня сразу же делают аутсайдером? Для меня делаются исключения. Так я никогда не стану для них своей. Тогда уж лучше сразу обязали меня ходить по базе в розовой юбочке.
Армия наша воспитывала в людях дух решимости в такую пору, когда знамением времени являлись отсутствие решимости и вечные колебания.
Армия учила тому, что определенный приказ всегда лучше, чем полное отсутствие твердых указаний.
Служить некому, молодежь-то нынче всё больше слизняки да трусы, им бы за компьютерной игрушкой посидеть, в интернете словоблудием померяться, на настоящую войну они не способны, кишка тонка.
Армия без командиров просто толпа, которая разбежится при первом же натиске организованного войска.
— Я хотела иметь право выбора.
— Как это обычно делается. На самом деле выбор делаешь не ты и не я.
— Американцы не хотят такой участи для своих дочерей и молодых матерей. Вы не знаете этого?
— Знаю, милая. Ропер, Хэррис, Гэллап — все вопросы дают однозначный ответ.
— Что вы хотите этим сказать? Что жизнь женщины представляет большую ценность, чем жизнь мужчины? Что смерть женщины более трагична, чем смерть мужчины?
— Ни один политик не может допустить, чтобы женщины возвращались домой в пластиковом мешке, я менее всего. Да до этого бы и не дошло, конечно.
— Тогда какого рожна вы втянули меня в этот фарс?
— Честно? Я не ожидала, что у тебя все так здорово получится. Думала, что через пару недель ты выйдешь из игры. А нам — честь и слава.
— Из Афгана придешь, что делать будешь?
— Пить буду.
— Ну, это понятно. Неделю попьешь, а потом?
— Опять пить буду.
— А дальше?
— И дальше пить буду. Пока не забуду все это. Потом встану, рожу умою и по-новому жить начну, если получится.
Прежде всего, число офицеров там было более ограничено, чем в других войсках; затем, либеральные, почти республиканские настроения среди артиллеристов, опасения, которые внушало императору объединение людей образованных и привыкших размышлять – всё это мешало большинству из них делать военную карьеру. Поэтому вопреки обычным порядкам, офицеры, часто получали генеральский чин вовсе не потому, что были самыми выдающимися в армии, а потому, что их ограниченность делала их безопасными.
Армия хороша, когда исполняет полученные приказы, но армия гроша не стоит, если ее приходится уговаривать...
Cлайд с цитатой