Как же сложно быть собой, когда ты сам себя не вдохновляешь. Как же это тяжело.
Я сам себе опротивел, я превращался в идиота. Мама права: ещё немного, и я начну жевать за обедом сено.
Как же сложно быть собой, когда ты сам себя не вдохновляешь. Как же это тяжело.
Я сам себе опротивел, я превращался в идиота. Мама права: ещё немного, и я начну жевать за обедом сено.
Ты еще не родился, а твоя жизнь уже ничего не стоила, так с какой стати все должно измениться сейчас?
Бесконечные блуждания души. Бесцельные желания... Жалкий экстаз. Жалкая самозащита. Жалкий самообман. Пламенем охватывающее тело раскаяние оттого, что утрачено время, утрачено многое. Пустые годы жизни. Жалкая праздность юности. Обида на жизнь за то, что она никчемна... Комната на одного... Ночи в одиночестве. Эта отчаянная пропасть между тобой и миром, людьми... Зов. Зов, который не слышен. Пышность снаружи... Показная знатность... И все это я!
... Общество зачитывается лишь бульварной литературой да рекламой, а его культура вынуждает человека формировать личность, наиболее приспособленную к извлечению выгоды.
... Она плакала.
Говорила не умолкая, сморкалась в его рубашку, снова лила слёзы, выплакивая двадцать семь лет одиночества...
Мы ненавидим себя за то, что не можем быть другими, не такими, какие мы есть. За то, что не способны быть другими.
Давай по-честному, папа... ты делаешь это не ради искусства. Это просто потому, что ты снова хочешь почувствовать себя значимым. И знаешь что, есть целый мир, где люди борются за то, чтобы стать значимыми каждый божий день, а ты делаешь вид, будто его вообще нет. Эти вещи случаются в мире, который ты умышленно игнорируешь. В мире, где, если честно, о тебе давно уже забыли. В смысле, а кто ты, ***ь, такой? Ты ненавидишь блогеров, смеёшься над Твиттером, у тебя даже на Фэйсбуке странички нет. Ты из тех, кого вообще не существует. Ты делаешь это, потому что ты до смерти боишься, как и все мы, что ты — никто. И знаешь что? Ты прав. Ты никто. Это ничего не значит, понял? Ты ничего не значишь. Уясни это.
Айя смотрела, как Анита аккуратно раскладывала шарики по коробкам: в одну положила только синие шарики, в другую только зеленые, в третью только красные. Все желтые шарики остались в большой коробке. Анита минутку полюбовалась своим творением. Позвала маму и сестру, показала им пальчиком на результат своего труда.
— Умница, — улыбнулась Вероника. – Вот это красный цвет. Это зеленый. А это желтый. А вот это какой?
— Сиий, — заулыбалась Анита.
— Правильно, молодец, это синий.
Анита снова высыпала все шарики в коробку, перемешала ручками и принялась раскладывать. Теперь в одной коробке снова оказались только синие мячи, во второй зеленые вперемешку с красными, а в третьей вообще смесь из всех четырех цветов.
— Знаешь, мама, когда я смотрю, как она играет, мне кажется, кто-то на небе точно также играет в нас. Берет наши души и перемешивает их как хочет. Ведь после смерти душа наверняка не умирает вместе с телом, правда?
— Я не знаю, милая.
— А я точно уверена. Душа не умирает, она куда-то возвращается. В какой-то резервуар. Вся целиком, со всеми её компонентами – с любовью и ревностью, со страхом и печалью, с горестями и мечтами. Много-много вот таких «шариков», и в каждом – что-то важное, какая-то часть личности человека. И вот, попадает это всё в какую-то огромную коробку – например, вот в такую же, с розовым бантом, – а потом кто-то берет и раскладывает все эти частички снова по маминым животам — и рождаются дети. Кто-то снова весь состоит из частичек себя прежнего. Кому-то достались красные и зеленые шарики – частично смешались компоненты двух когда-то существовавших личностей, а кто-то и вовсе весь, как мозаика, состоит из разноцветных частичек живших когда-то совершенно разных людей.
— Любопытная теория, — улыбнулась Вероника. – Она могла бы объяснить возникновение раздвоения личности или проблемы с памятью. А еще тогда становится понятно, почему люди ищут и находят друг друга, влюбляются. Они стремятся воссоединиться?
— Наверное, — Айя вздохнула. – Видимо, в нас с Саймоном слишком много общих частичек, раз я никак не могу прекратить мечтать о нем. И, похоже, третья часть этого внутреннего разноцветного богатства досталась Стефани…
Ты можешь выследить черную кошку безлунной ночью, но собственное сердце для тебя — неведомая земля.