Все мы отчаянно стремимся к вершинам,
Достигнув их, страшимся упасть.
Но не тот силен, кто был славен всемирно,
А тот, кто, упав, смог подняться, смог встать.
Все мы отчаянно стремимся к вершинам,
Достигнув их, страшимся упасть.
Но не тот силен, кто был славен всемирно,
А тот, кто, упав, смог подняться, смог встать.
— Знаешь, ты болтаешься здесь, стараешься быть невидимой под маской обреченной неудачницы, но ведь без толку. Ты не невидима, ты огромна. Ты просто запуталась, ты — свеча, горящая с обоих концов, но это прекрасно. И никакие бухло, трава или гонор этого не скроют.
— Хорошо, что ты актер, а не писатель. А то это было как сопли в сиропе, аж уши слиплись.
Давай по-честному, папа... ты делаешь это не ради искусства. Это просто потому, что ты снова хочешь почувствовать себя значимым. И знаешь что, есть целый мир, где люди борются за то, чтобы стать значимыми каждый божий день, а ты делаешь вид, будто его вообще нет. Эти вещи случаются в мире, который ты умышленно игнорируешь. В мире, где, если честно, о тебе давно уже забыли. В смысле, а кто ты, ***ь, такой? Ты ненавидишь блогеров, смеёшься над Твиттером, у тебя даже на Фэйсбуке странички нет. Ты из тех, кого вообще не существует. Ты делаешь это, потому что ты до смерти боишься, как и все мы, что ты — никто. И знаешь что? Ты прав. Ты никто. Это ничего не значит, понял? Ты ничего не значишь. Уясни это.
Знаешь, дебилы плодятся как мухи. P. T Барнум это понял и изобрёл цирк.
A douchebag's burn every minute! That was P.T.Barnum's premise when he invented the circus.
— Мы были бы жуткими родителями.
— Ужасными, вырастили бы...
— Серийного убийцу.
— Или Джастина Бибера.
Я как-то летел из Лос-Анджелеса. И Джордж Клуни сидел где-то в двух рядах от меня — костюм, запонки и этот подбородок. И мы попадаем в страшный, ужасный шторм. Наш самолёт трясло, качало. И народ на борту рыдал, люди вслух молились, понимаешь? А я просто сидел. Они рыдают, а я сижу и думаю: «О Боже! Утром, когда Сэм получит газету, на обложке будет лицо Клуни, а не моё».