35 кило надежды

Я ничего не могу сказать, потому что, если открою рот, будет еще хуже.

Я думаю, что отметки — не самое главное в жизни. По-моему, важнее знать, чего ты в жизни хочешь.

Представь себе, что ты полиция слов. Спрашивай у каждого документы:

«Стоп! Проверка! Назовитесь!» «Прилагательное».

— «С кем склоняетесь, милейшее?»

— «С «собаками»».

— «Стало быть, в каком вы числе?»

— «Во множественном».

— «Хорошо, свободны».

Понимаешь, что я хочу сказать?

Мама по-прежнему висела на телефоне в поисках учебного заведения, которое оказало бы нам великую милость и согласилось бы принять меня в сентябре. Каждое утро мы выгребали из почтового ящика тонны рекламных проспектов. Яркие фотографии на глянцевой бумаге расхваливали достоинства того или иного коллежа. Это было красиво — и лживо насквозь. Я листал их, качая головой, и думал: интересно, как это ухитрились заснять улыбающихся учеников? То ли им заплатили, то ли сообщили, что их учитель французского свалился в пропасть.

Только тяжесть на сердце, от которой даже заплакать не получается.

Все равно однажды наступит такой момент, когда она выплеснется наружу, вся эта пакость, которую вы норовите запрятать в мозгах подальше.

Несчастным быть куда легче, чем быть счастливым, а я не люблю, слышишь, не люблю людей, которые ищут легких путей. Не выношу нытиков! Будь счастливым, чёрт побери! Делай что-нибудь, чтобы быть счастливым.

Бабушка отворачивается и бормочет, что лучше бы ей оглохнуть, чем слышать такое. На что дед всегда отвечает:

— Душа моя, ты и так уже оглохла.

У этого мальчика голова как решето, золотые руки и большущее сердце. Если постараться, из него выйдет толк.

Бабушка отворачивается и бормочет, что лучше бы ей оглохнуть, чем слышать такое. На что дед всегда отвечает:

— Душа моя, ты и так уже оглохла.