Босиком по мостовой (Barfuss)

Когда я увидел её в первый раз, она хотела повеситься в туалете. Потом она пошла за мной. Сначала она вызывала у меня только досаду. При этом у меня в жизни тоже всё не ладилось, как и у неё. Но три дня, которые я провёл с Лайлой — это было лучшее, что я испытал в жизни.

7.00

Другие цитаты по теме

Человек настолько же хорош, настолько прекрасно то, что он любит больше всего.

Ценность партнера определялась мощью положительных ощущений. И одновременно – мощью возможных отрицательных ощущений от его отсутствия.

Неподдельно от боли воя в пустынных просторах комнат,

Стережем одиночество. Свято храним, как зеницу ока,

Пока где-то нас ждут, пока где-то нас все же помнят -

Нам гордыня не даст проорать, как же дико нам одиноко.

Никогда нельзя возбудить в себе чувство там, где его нет.

Что ни говорите, а рассудок играет решающую роль ещё до заказа пышной свадебной корзины с цветами, которые не позволяют всё же забыть о том, что завтра в этой корзине уже будут лежать овощи. Позор тому, кто дурно об этом подумает!

Мы живём в эру фанерованной мебели. Часто слышишь, как говорят: «Такие-то удачно выдали свою дочь», и скромное наречие «удачно» предполагает, что все выгоды были учтены.

Теперь этим просто не хвастают — вот единственная перемена, — в наше время это недопустимо. У нас господствует сентиментальное притворство. Родителям даже рекомендуется добавить: «И знаете, они обожают друг друга!» Это уже похоже на фанеру из палисандрового дерева.

В сутках двадцать четыре часа, а вершины своей чувство достигает лишь в редкие минуты.

— У любых отношений есть границы, Тия!

— Но у чувств нет границ, мама…

А может быть, к примеру, и то, что прежде всего ему самому нужно было как-то оправдаться перед собой, объяснить себе и другим, почему же все-таки так ничего и не получилось у него в обыденной, указанной человеку самой природой жизни, почему он потом до конца своих дней избегал женщин и почему под старость оказался один как перст. Потому, наверное, не получилось ничего, что между ним и ими, этими женщинами, всегда была холодная, непроницаемая стена их равнодушия, их неверия никому, а он был слишком слаб, слишком ненастойчив, чтобы достучаться в конце концов до того сокровенного, что было спрятано, он знал, в самой глубине их сердец.

После этого мы мало говорили о наших чувствах и держали их в тайне. Иногда я что-то чинил для нее, но только ночью, когда она спала или когда ее не было дома. Я покупал ей пачку чая, новую, и ждал пока в старой пачке было столько чая, чтобы можно было незаметно досыпать, так она ничего не знала, так ей не приходилось думать, благодарить меня или нет, а она... Я находил свои рубашки чистыми и сложенными в своем шкафу, вот только я их не стирал, она специально складывала их подальше, чтобы когда я их достану, я уже забуду, что они были грязными и мне не пришлось бы думать, говорить ли ей, что я ее очень ценю. Мы играли в игру: никаких последствий, никаких спасибо. Эта игра — все, что у нас было!

— Ты этого хочешь? Увидеть, как я сорвусь?

— Ты прав. Прости. Просто мне легче, если ты всего лишь агрессивный засранец.

— Почему?

— Так я могу не беспокоиться, что влюблюсь в тебя.