My life closed twice before its close;
It yet remains to see
If Immortality unveil
A third event to me,
So huge, so hopeless to conceive
As these that twice befell.
Parting is all we know of heaven,
And all we need of hell.
My life closed twice before its close;
It yet remains to see
If Immortality unveil
A third event to me,
So huge, so hopeless to conceive
As these that twice befell.
Parting is all we know of heaven,
And all we need of hell.
На улицах Москвы разлук не видят встречи,
Разлук не узнают бульвары и мосты.
Слепой дорогой встреч я шел в Замоскворечье,
Я шёл в толпе разлук по улицам Москвы.
Вы умерли, любовные реченья,
Нас на цветной встречавшие тропе.
В поступке не увидеть приключенья,
Не прикоснуться, молодость, к тебе.
По дороге, где иду,
На склонах гор
Тихо-тихо шелестит бамбук...
Но в разлуке с милою женой
Тяжело на сердце у меня!..
— А это... очень страшно?
— Нет, я так не думаю. Ровно так, как и должно быть. Всё когда-то заканчивается. Капля падает вниз.
— До встречи на той стороне.
— Ох, БоДжек, нет. Нет никакой «той стороны». Это конец.
Боюсь, что с каждым прожитые днём теряю её. Моя Тростника ушла, а я не могу удержать даже память о ней.
Кто бы видел, как мы с ней прощались.
На её лице
кипели слезы.
На вокзале дискантом кричали
маленькие
злые паровозы.
Шла узкоколейная дорога
к берегу песчаному разлуки.
Вы меня касались так немного,
жалобно протянутые руки.
Всколыхнулись шрамами царапин,
я их знаю,
это наши шрамы.
... Я стою, оставленный,
на трапе,
молча счастья взвешиваю граммы!
Мало!
Как цветов на Антарктиде...
Женщина уходит при народе,
женщина уходит,
посмотрите...
Женщина уходит
и уходит.
Просто вы — атеист, молодой человек, и не хотите себе признаться, что ошибались всю свою — пусть даже недолгую — жизнь. Вас учили ваши бестолковые и невежественные учителя, что впереди — ничто, пустота, гниение; что ни благодарности, ни возмездия за содеянное ждать не приходится. И вы принимали эти жалкие идеи, потому что они казались вам такими простыми, такими очевидными, а главным образом потому, что вы были совсем молоды, обладали прекрасным здоровьем тела и смерть была для вас далекой абстракцией. Сотворивши зло, вы всегда надеялись уйти от наказания, потому что наказать вас могли только такие же люди, как вы. А если вам случалось сотворить добро, вы требовали от таких же, как вы, немедленной награды.
— Была одна душа, которую я мучил в Аду. И, как хороший мазохист, он командовал этим. «Жги меня». «Заморозь меня». «Причини мне боль». Так я и делал. И это продолжалось веками до того дня, пока по какой-то причине он не пропустил своего ежедневного наказания. И когда я вернулся... Он плакал. «Пожалуйста, мой король», говорил он. «Не забывайте обо мне снова. Обещаю, я буду хорошим». И тогда я осознал, что он настолько полон ненависти к себе, в нём нет ни крупицы самоуважения, что моя жестокость не имела значения. Если я обращал на него хоть немного внимания, это предавало значение его... Бессмысленному существованию.
— Зачем ты это мне рассказываешь?
— Потому что он напоминает мне о тебе. Ты думаешь, я изменился? Ты, бывший ангел, жалкий и бессильный, не придумал более позорного способа дожить свои дни, кроме как надеяться на подачку от меня, которая напомнит тебе о днях, когда ты был важен.
— Я знаю, что ты делаешь. Можешь убить гонца, если нужно. Но просто знай, что я рядом.