— Как мне его найти?
— Ну, ты можешь стать ужасным несчастьем и обрушиться на него.
— Как мне его найти?
— Ну, ты можешь стать ужасным несчастьем и обрушиться на него.
— Слушай, мы ведь давние друзья. Тебе не кажется, пора признать, что нас невероятно влечёт друг к другу? Только на лето.
— Нет, не кажется. Думаю, стоит немного подождать.
— До каких пор?
— Пока кто-то из нас не умрёт?
Я не умею играть на гитаре. Вообще-то на этом я тоже играть не умею, но я подумал, что это будет менее очевидно.
— Если я скажу тебе, что стены моей квартиры на самом деле двигались, ты решишь, что я странная?
— Нет, я попрошу тебя прийти присмотреть за моими детишками.
Мне надо завести подругу на лето, пока я не стал одним из тех извращенцев, которые просто таращатся на женщин...
Я заведу себе подругу на это лето. Это будет летняя девушка, у нее будут волосы и летние друзья, которые знают, что такое быть на улице. Она будет играть в теннис, носить платья и ходить босоногой. А осенью я ее брошу, потому что она моя летняя девушка.
Я так и знал — чипсы! Посмотри на себя, вся одежда измята. Чем это ты занимался? Это что, помада у тебя на бороде? Я тут сижу в темноте, весь изволновался, а ты в это время жуёшь чипсы на коленках у какой-то девки? Где моя девка? Я тоже хочу чипсов и девок!
— Так. Эти книги — сколько?
— Эм?
— Те книги в кожаном переплете.
— Полное собрание сочинений Чарльза Диккенса.
— Это настоящая кожа?
— Это настоящий Диккенс.
— Мне нужно знать, настоящая ли это кожа, они должны подходить к дивану. Все остальное в моем доме настоящее. Даю двести.
— Двести чего?
— Двести фунтов.
— А они в кожаном переплете?
— Нет.
— Извините, мне нужны кожаные, чтобы подходили к моему бумажнику.
— Значит, вот это твоя отчетность?
— Да. В ней могут быть пробелы, то тут, то там...
— Да, тут пробел в одном месте — там, где должна быть отчетность. Этот пробел я вижу. Такой большой безотчетный пробел между страницами 1 и 210.
— Что это? Деликатесы всегда подаются в виде небольших башенок. А это что?
— Суп.
— Ну так собери его в башенку, давай.
— Нужно писать как для самих себя, как для детей. Знаешь, когда невинность была не под запретом, когда, казалось, что лето не закончится никогда, и ты едешь километры на велосипеде, чтобы рассказать другу, что ты видел лягушку.
— Да, и когда ты мог играться во дворе с любой безделушкой. И все, что мне тогда было нужно, это кирпич и кусок старой кости.
— И из них ты мог создавать целые миры.
— О, мог, да! Вот ты лежишь в крепости, на которой возвышается кусок старой кости, а через минуту пускаешь корабли на испанский галион прямо в кирпич...