– Простите меня. Я больше не могу так жить.
– Я тоже.
– Простите меня. Я больше не могу так жить.
– Я тоже.
– Вам стоит взглянуть. Мы ехали четыре дня на север, от Сингапура к Бангкоку. Это значит, мы были здесь, а затем повернули на запад.
– И что?
– К западу от Бангкока нет железнодорожных путей. По крайней мере, не было до войны.
– Откуда ты знаешь, Ломакс?
– Дело в том, что британцы хотели построить дорогу, которая бы шла отсюда из Таиланда, где мы сейчас, в Бирму. Она бы завершила магистраль из Китая в Индию. Если бы им это удалось, она бы по праву заняла одно из ведущих мест среди величайших дорог в мире. «Канадско-тихоокеанская», «Транссибирская», «Восточный Экспресс».
– Неужели?! И что им помешало?
– Ну… Такое строительство тяжкий, каторжный труд. Обычно для этого нанимают бедных иммигрантов. Например, американские магистрали строили китайские крестьяне... И даже британцы нанимали ирландских землекопов, работавших за еду… Но временами такое строительство несовместимо с жизнью… Отсюда сотни миль до Бирмы, через горы и джунгли... Британцы решили, что подобное строительство станет не памятником инженерии, а актом варварства и жестокости. Условия настолько чудовищны, что те, кто не умрёт… будут мечтать о смерти… Чтобы построить эту дорогу, нужны не просто нищие мигранты, нужна армия… рабов.
– И мы как раз такая армия.
– Мы не рабы. Мы солдаты. Запомните это… И мы сделаем всё, чтобы помочь тем беднягам на стройке.
– Почему ты жив? Ты был военным преступником, почему тебя не повесили?
– Я не преступник. Я лишь переводчик.
– Ты был кемпейтай – ты знал всё!
– Рассчитаться по номерам! Начиная с первого номера.
– Первый.
– Второй.
– Третий.
– Четвёртый.
– Пятый.
– Шестой.
– Седьмой.
– Восьмой.
– Девятый.
– Десятый.
– Валет.
– Дама.
– Король.
– Туз.
– Почему ты жив? Ты был военным преступником, почему тебя не повесили?
– Я не преступник. Я лишь переводчик.
– Ты был кемпейтай – ты знал всё!
— Трусишка. Плохо тебе жить, — это я понимаю, а зачем ты живёшь — не понимаю. Зачем?
— Так! — хмуро ответил Евсей. — А что же делать?
Она взглянула на него и ласково сказала:
— Я думаю — удавишься ты...
— За те семь месяцев, что вы жили с мисс Ашер, к ней приходили гости?
— Ни одного.
— У неё совсем не было друзей? Ни мужчин, ни женщин?
— Я ни разу не видела. На свидания она не ходила, ей даже никто не звонил. Я говорила: «Фэйт, так жить нельзя! У дождевых червей жизнь и то веселее...»
Жить слишком грустно. Именно грустно, ни на тоску, ни на уныние сил уже не остаётся. Разве мы можем говорить о каком-то счастье, когда из-за, всех стен до нас доносятся жалобные стенания и вздохи?
— Жизнь на месте не стоит.
— Лучше бы она иногда оборачивалась назад на своём бегу...
Жизнь человеческая похожа на дорогу, кончающуюся страшной пропастью: с первого же шага нас об этом предупреждают, но закон неумолим, надо идти вперед; хотелось бы вернуться, да нет возможности: все обрушилось, исчезло.