Когда она станет княгиней, я стану прислуживать ей, и за это свое дело я взялась с самого детства.
Но есть вещи, которые княгиня должна делать сама.
На то она и княгиня.
Когда она станет княгиней, я стану прислуживать ей, и за это свое дело я взялась с самого детства.
Но есть вещи, которые княгиня должна делать сама.
На то она и княгиня.
– Наш родич Одд Хельги захватил целую державу, одолел всех врагов и сумел передать ее по наследству. Наши отцы хоть и не захватили Плесков, но занимают здесь почетное положение. Я хочу, чтобы мой муж был не хуже!
– Но твой муж… если это будет Дивислав, он и так не хуже. Он – князь старинного рода, он правит целым племенем…
– А он что-нибудь сделал для того, чтобы занять это место? Только родился сыном своего отца! Надо же, какой подвиг!
Вокруг меня были люди, их было даже больше обычного, но мне казалось, что я одна в дремучем лесу.
Я могла бы прожить с ним счастливую жизнь.
Но, видать, это была не моя судьба, а не свое надолго удержать никогда не получится.
Река всегда утешает. Начинаешь понимать, что не тебя одного несет потоком жизни – таков общий закон. А слившись с рекой, обретаешь мир: ведь так или иначе, она приведет тебя на небо, потому что туда лежит ее неизменный путь.
Мы радовались всему, что находили у себя общего. Особенно я, потому что уже тогда, в семь лет, Эльга казалась мне лучше всех на белом свете.
И в тот темный зимний вечер я мысленно прикинула: готова ли я пойти в лес, если это будет нужно ей?
Она и правда может пойти – она же такая смелая!
Не то что я…
Но ведь если я останусь дома, а она уйдет одна, будет еще хуже.
И я поняла, что у меня просто нет выбора.
На душе было пусто: горе выплеснулось, и оставалось только ждать, пока будущее придет на освобожденное место. Как вода в досуха вычерпанном колодце: сначала одна муть, а потом глядишь, и опять блестит что-то светлое, живое…
Молодому князю было немного неловко оттого, что он не доверяет Оддлейву и не умеет этого скрыть. Прямодушному и правдивому Вышеславу очень тяжела была княжеская обязанность хитрить и скрывать свои чувства. Иной раз он даже жалел, что родился сыном князя, а не простого воина, и жизнь его порой так сложна и запутана, требует читать чужие мысли, угадывать побуждения и принимать решения, которыми кто-то наверняка останется недоволен. Ему больше нравилось, когда все вокруг дружны и согласны, но бывает ли так?
Дивляна не могла понять: моравляне призвали к себе иноплеменного бога, чтобы защититься от племен, которые поклоняются ему же? Но при чем здесь вообще боги? И от кого можно защититься, отвергнув богов своей земли и забыв родных чуров? Было очевидно, что к богам борьба за власть со своими же родичами и чужеземцами имеет мало отношения.
Вопрос: Поскольку человек может строить себе иллюзии насчёт протяжённости своих прав, то что может дать ему понять их предел?
Ответ: Это будет тот предел прав, который он признает за своим ближним по отношению к себе в тех же обстоятельствах и на взаимных началах.
Вопрос: Но если каждый приписывает себе права ближнего, то что становится с подчинением начальству? Разве это не анархия на всех уровнях?
Ответ: Естественные права одни для всех людей, от самого малого до самого великого. Господь не создал одних из них из более чистой пыли, чем других; и все равны пред Ним. Права эти вечны. Те же, что установлены человеком, погибают вместе с его институтами. В остальном каждый вполне чувствует свою силу или слабость и всегда будет питать почтительность к тому, кто достоин её своей добродетелью или мудростью. Очень важно указать на это, чтобы те, кто почитают себя начальниками над другими, знали свои обязанности с тем, чтобы заслужить себе эту почтительность. Субординация не понесёт ущерба, когда власть будет передана мудрости.
Они видели много племен, вобрали много разных обычаев и верований, но главное, они знали, как велик мир. И своими трудами неустанно делали его еще больше.