Я говорю, что этот мир не настолько прекрасен, чтобы оставаться в нем и страдать.
Весь мир – это катастрофа, которая ждёт своего часа, чтобы случиться.
Я говорю, что этот мир не настолько прекрасен, чтобы оставаться в нем и страдать.
Весь мир – это катастрофа, которая ждёт своего часа, чтобы случиться.
…единственная разница между самоубийством и мученичеством состоит в том, как это освещается прессой.
Самоубийство — штука очень заразная.
Если ты чистишь пятно, рыбу, дом, тебе хочется думать, что ты улучшаешь мир, но на самом деле ты всего лишь позволяешь вещам становиться хуже. Ты думаешь, что если работать лучше и быстрее, то, возможно, удастся устранить хаос. Но в один прекрасный день, меняя во внутреннем дворике лампочку, которая прослужила пять лет, ты понимаешь, что за всю оставшуюся жизнь сможешь поменять не более десяти таких лампочек.
У человека, склонного к самоубийству, чувство юмора, как правило, напрочь отсутствует.
Звонит парень, чтобы сказать, что он провалил экзамен по алгебре.
Просто ради практики я говорю: Убей себя.
Женщина звонит и говорит, что ее дети плохо себя ведут.
Не теряя темпа, я говорю ей: Убей себя.
Мужчина звонит, чтобы сказать, что у него не заводится машина.
Убей себя.
Женщина звонит, чтобы спросить, во сколько начинается последний киносеанс.
Убей себя.
Она спрашивает: «Это 555-13-27? Это кинотеатр Мурхаус?»
Я говорю: Убей себя. Убей себя. Убей себя.
Девушка звонит и спрашивает: «А умирать очень больно?»
Ну, дорогая моя, говорю я ей, да, но продолжать жить еще больнее.
Мы всегда заставляем мир страдать…
Во внешнем мире, рассказывал он, нет подлинной тишины. Не искусственной тишины, когда ты затыкаешь уши и не слышишь вообще ничего, кроме ударов собственного сердца, а настоящей тишины снаружи.
Если я найду доказательства какой-то жизни после смерти, я умру с радостью.
— Этот мир отныне принадлежит нам, нам и только нам, — говорит Тайлер. — Древние давно в могилах.