Автор пишет только половину книги: другую половину пишет читатель.
0.00
Писатель оставляет после себя не то, что он хотел написать, а то, что он написал.
Джозеф Конрад
Другие цитаты по теме
Cлайд с цитатойЧто может быть прекрасней старых друзей, старых книг, старого вина и молодых женщин?
Слишком увлекаться чужими историями вредно. Можно на всю жизнь остаться зрителем и так и не создать свою собственную.
— Можете называть меня просто Бокр.
— Это что, кличка, что ли?
— Вам не нравится?
— Да нет, мне вообще все равно, как Вас называть, только вот например в переводе с венгерского это слово означает «колодец»...
— «Глокая куздра штеко будланула бокра и букрячит бокренка» — Вы знаете, откуда это?
— Ну да, Успенский «Слово о словах».
— О, приятно иметь дело с образованным человеком...
— Мне тоже.
— А я эту книжку открыл для себя, когда... ну в общем, в библиотеке.
— Вы в библиотеку ходите?
— Ходил в библиотеку, когда сидел за грабеж. Книжка хорошая, помогла мне выжить.
Поэт писал. Врал, врал в каждую строку. А может быть, не врал, может быть, скорлупа в нем треснула, и вылупился слепой бог, способный видеть только чужими глазами. И бог внутри созидал, подчиняясь законам сохранения энергии. Поэт писал, а в уголках губ все отчетливей проступала энтропия, все тяжелее становились руки, все более ненужным чувствовалось собственное тело, ограничивающее алчущий разум, пожелавший охватить вселенную. Но из каждого штриха распада и разложения рождался костяк нового мира, молодого и сильного. А потом поэт упал. Даже не упал, сполз, скатился на пол легким, почти невесомым ворохом и затих. В комнате пахло настоящим.
Нельзя в литературе ответы давать, вот оно в чём дело. Просто нельзя. Это только для науки, искусство не может... оно должно всегда только спрашивать! И определение порнографии пожалуйста — это где не задаютникаких вопросов.
Читать хорошие книги полезно потому, что они не дают нам стать «истинно современными людьми».
Становясь «современными», мы приковываем себя к последнему предрассудку; так, потратив последние деньги на модную шляпу, мы обрекаем себя на старомодность. Дорога столетий усеяна трупами «истинно современных людей».
У меня нет воображения. Я говорю это совершенно серьёзно. Я не умею выдумывать. Я должен знать всё до последней прожилки, иначе я ничего не смогу написать. На моём щите вырезан девиз: «Подлинность!» Поэтому я так медленно и мало пишу. Мне очень трудно. После каждого рассказа я старею на несколько лет. Какое там к чёрту моцартианство, веселье над рукописью и легкий бег воображения! Я где-то написал, что быстро старею от астмы, от непонятного недуга, заложенного в моё хилое тело ещё в детстве. Всё это — враньё! Когда я пишу самый маленький рассказ, то всё равно работаю над ним, как землекоп, как грабарь, которому в одиночку нужно срыть до основания Эверест. Начиная работу, я всегда думаю, что она мне не по силам. Бывает даже, что я плачу от усталости. У меня от этой работы болят все кровеносные сосуды. Судорога дергает сердце, если не выходит какая-нибудь фраза. А как часто они не выходят, эти проклятые фразы!
Счастье, как и любовь, какой ее описывают в стихах и романах — это нечто исключительно поэтическое, весьма далекое от реальной жизни.