И мне представлялось, что я тоже спешу куда-то, где ждет веселье, и, разделяя чужую радость, я желал этим людям добра.
Она чувствовала себя уверенней среди тех, кому попросту в голову не могло прийти, что бывают поступки, не вполне согласующиеся с общепринятыми нормами поведения.
Тридцать – это значило еще десять лет одиночества, все меньше друзей-холостяков, все меньше нерастраченных сил, все меньше волос на голове. Но рядом была Джордан, в отличие от Дэзи не склонная наивно таскать за собою из года в год давно забытые мечты.
Я до сих пор опасаюсь упустить что-то, если позабуду, что чутье к основным нравственным ценностям отпущено природой не всем в одинаковой мере.
И я пошел, а он остался в полосе лунного света – одинокий страж, которому нечего было сторожить.
На ней был костюм для игры в гольф, и, помню, она показалась мне похожей на картинку из спортивного журнала — задорно приподнятый подбородок, волосы цвета осенней листвы, загар на лице того же кофейного оттенка, что спортивные перчатки, лежавшие у нее на коленях.
– Вы никуда не годный водитель, – рассердился я. – Не можете быть поосторожней, так не беритесь управлять машиной.
– Я осторожна.
– Как бы не так.
– Ну, другие осторожны, – беспечно заметила она.
– А это тут при чем?
– Они будут уступать мне дорогу. Для столкновения требуются двое.
– А вдруг вам попадется кто-то такой же неосторожный, как вы сами?
– Надеюсь, что не попадется, – сказала она. – Терпеть не могу неосторожных людей. Вот почему мне нравитесь вы.
Американцы легко, даже охотно, соглашаются быть рабами, но упорно никогда не желали признавать себя крестьянами.
Cлайд с цитатой