Смерть касается нас тогда, когда мы смотрим на собственные старые фотографии. Кто-то называет это воспоминания, но для меня это всегда было больше похоже на удар под дых, полностью лишающий сил.
Всегда и везде делай снимки. Если у тебя нет камеры, то хотя бы в уме. Когда запоминаешь что-нибудь нарочно, такие воспоминания всегда ярче, чем случайные.
Смерть жестока, но самое страшное наступает не тогда, когда гибнет тело, а когда улетучиваются воспоминания.
Смерть забирает именно того, кто тебе наиболее дорог и близок. Так или иначе — ты остаешься один. И внезапно понимаешь — только теперь: а ведь я был счастлив! Но остается только вспоминать, страдать, истекать невысказанными мыслями, фразами, желаниями. Смотреть на его одеколон на ванной полочке и, прячась от самой себя, брызгать на подушку рядом с собой — пусть хоть во сне кажется, что он здесь, рядом. Заказывать в вашем любимом кафе кофе — именно двойной и с двумя ложечками сахара — он любил такой. Читать в газетах по привычке сначала его гороскоп, а потом уже свой…
— Я уже скучаю по нему.
— Нет, он не умер. Пока мы помним его, он будет жить. Его дух не умрет, но только, если ты сохранишь его.
— И как я это сделаю?
— Стань великим врачом.
Несколько недель назад Оле Хансен узнал о смерти женщины, которая была частью его юношеских воспоминаний, – а как раз такие простые, давнишние образы и происшествия иногда странно волнуют, если случайно снова наталкиваешься на них.
Я очень люблю похороны. Это же очевидно. Живые люди оскорбляют, предают и калечат друг друга. Но на похоронах все былые неурядицы сразу блекнут. Ты вспоминаешь всё хорошее, что у вас было с этим человеком. Так ведь?
— Столько жертв!.. Тонкс... Фред... Снегг...
— Помни их. Какими они были.
— Я буду помнить.
— Помни их. Но не скорби.
— Они живы в воспоминаниях.
Когда люди умирают, они не превращаются в ничто до тех пор, пока хоть кто-нибудь помнит о них.
When to the sessions of sweet silent thought
I summon up remembrance of things past,
I sigh the lack of many a thing I sought,
And with old woes new wail my dear time's waste:
Then can I drown an eye (unused to flow)
For precious friends hid in death's dateless night,
And weep afresh love's long since cancelled woe,
And moan th'expense of many a vanished sight;
Then can I grieve at grievances foregone,
And heavily from woe to woe tell o'er
The sad account of fore-bemoand moan,
Which I new pay as if not paid before:
But if the while I think on thee (dear friend)
All losses are restored, and sorrows end.
Cлайд с цитатой