— Не хочу отнимать у вас время…
— Вы из большого города?
— Да.
— Так и понял. У нас здесь времени сколько угодно. Кто бы сказал, что с ним делать.
Горячие волны лизали округлые скалы, песчаный пляж принимал чужеземцев в объятия, мартышки в лесу кричали, как бабы на воскресном базаре. Это был красивейший из земных городов — Рио.
К белокожим, которые обшаривали мои реки, пещеры, добавлялись другие, привозили лопаты и кирки. Пригоняли в оковах людей чёрных. Все разом вгрызались в моё тело, как термиты в мягкую древесину. Когда находили очередной тайник, стучали, копали. Не останавливались, пока гора не делалась пустой, как сухая тыква. По холмам расползались новые города — Самана, Сан-Жоао, Конгоньяс. Моё золото и серебро, прозрачные самоцветы потянулись к берегам в сундуках, на повозках. Их грузили на корабли — так часть меня пропадала за океаном. Лишь немногое возвращалось в поклаже напудренной остроносой знати, да в мешочках, вшитых в одежду простолюдинов.
Столько там было зла, что даже солнце, едва выкатывалось над теми холмами, старалось скорее скрыться. Цветки падали с веток, не успев превратиться во фрукты. Одна за другой приходили тучи. Напитавшись дурной водицей над омутом или болотом, они до последней капли всё выжимали на Вила-Рику.
Скорей, скорей, скорей. Мы всегда спешим! Никогда нам не хватает времени здесь, поскольку мы стремимся попасть туда.
Наконец старая негритянка могла позволить себе то, о чём так долго мечтала — безделье. Дни напролёт сидела у окна, обмахивая толстое лицо веером из страусиных перьев. Ходила по комнате только ради того, чтобы послушать, как звенят её бусы-браслеты. Иногда гадала, спрашивая у духов Оришас, помешает ли что-нибудь её счастью. Ракушки каури неделю за неделей молчали, пока однажды не предсказали измену.
Тебе же постоянно не хватает времени, ни на что. Такое впечатление, что ты глотаешь его, не прожевывая.
Едва пришёл ответ, достал из тайника в стене шестнадцать слитков. Придирчиво оглядел карету, в которой собирался поехать за Исабель Гарсия Д’Авила. Из всех знатных девиц он, воришка из Бирмингема, выбрал единственную королевской крови. Слухи об её отце, монаршем бастарде, были для него весомее любой родословной. Похлопал по бокам лошадей и улыбнулся, даже показав зубы. В предвкушении ласк омертвелый бутон его сердца раскрылся, словно цветок-хищник в джунглях. Гейт забрался в карету. Лошади понеслись, но пыль не поднялась за его повозкой. Ленивое эхо стука копыт не повторило.
Мерседес глядела в медовое личико дочери, улыбалась ей в глазки, которые горели и днём и ночью, как у её отца, искателя индейских сокровищ. Знала: второй такой красавицы нет на свете. Нарциса, как бриллиант с древним жуком внутри, — редкость, потому предназначена для особого человека.
Cлайд с цитатой