Генрих Гейне

Другие цитаты по теме

Sie liebten sich beide, doch keiner

Wollt’es dem andern gestehn.

Жизнь проверяет нас на силу воли,

Но мы пороков наших вечные рабы!

Надежда женщина мелкая, складная и миловидная, когда она порожня. Несмотря на то, что всегда я видал ее в грязной черной рубахе и в одной и той же отрепанной кубовой куртушечке, она, когда порожня, не жалка, а баба как баба, но на брюхатую на нее жалко смотреть. Брюхо у нее большое, и видно, что она самка хорошая. Она ходит легко, бережет свое брюхо. Всё питанье, все силы организма идут, очевидно, туда, в брюхо, зато уж всё остальное платится за это. Особенно лицо. Лицо худое, вытянутое, с морщинами продольными около рта и желтое, как мокрый песок. В губах тоже что-то необыкновенное, как будто губы усохли, а зубы выросли, как у белки, длинные, острые, узкие. Что-то смертно-страшное и жалкое было и прежде. Но теперь и глаз нет. Глаза мутны, глядят и не видят.

Меня всегда поражало количество людей, которых астрономические доходы превращают в совершенных лакеев, все усиленнее лебезящих перед клиентами и работодателями и все больше пожираемых страстью к наживе.

Я слышал истории об этих кораблях в детстве. Страшные истории. Знаете, зачем рабов сковывают? Чтобы они не прыгали за борт. Ведь это лучше, чем смотреть как твои друзья, твоя семья, твои дети умирают от голода и болезней.

Пошел гулять. На горке сидят бабы, старики и ребята с лопатами. Человек 100. Выгнали чинить дорогу. Молодой мужик с бородой бурой с рыжиной, как ордынская овца. На мой вопрос: Зачем? «Нельзя, начальству повиноваться надо. Нынче не праздник. И так бога забыли, в церковь не ходят». — Враждебно. И два принципа — начальству повиноваться, в церковь ходить. И он страшен.

Они мои дни омрачали

Обидой и бедой,

Одни — своей любовью,

Другие — своей враждой.

Мне в хлеб и вино подсыпали

Отраву за каждой едой —

Одни своей любовью,

Другие своей враждой.

Но та, кто всех больше терзала

Меня до последнего дня,

Враждою ко мне не пылала,

Любить — не любила меня.

Но счастье — прочь, карман мой пуст,

И ни друзей, ни братских чувств.

Они любили друг друга,

Но каждый упорно молчал:

Смотрели врагами, но каждый

В томленьи любви изнывал.

Они расстались — и только

Встречались в виденьи ночном.

Давно они умерли оба -

И сами не знали о том.

Sie liebten sich beide, doch keiner

Wollt’ es dem andern gestehn;

Sie sahen sich an so feindlich,

Und wollten vor Liebe vergehn.

Sie trennten sich endlich und sah’n sich

Nur noch zuweilen im Traum;

Sie waren längst gestorben,

Und wußten es selber kaum.

Раб, как лошадь или бык,

К вечной упряжи привык,

И сломает шею мигом

Не смирившийся под игом.