Николай Семёнович Лесков. Леди Макбет Мценского уезда

Сонетка имела вкус, блюла выбор и даже, может быть, очень строгий выбор; она хотела, чтобы страсть приносили ей не в виде сыроежки, а под пикантною, пряною приправою, с страданиями и жертвами.

0.00

Другие цитаты по теме

... прикорнёт часок-другой, а проснётся — опять та же скука русская, скука купеческого дома, от которой весело, говорят, даже удавиться.

Да каких ты это людей знала, что им только дверью к женщине и дорога? Мне что к тебе, что от тебя — везде двери.

Впрочем, для неё не существовало ни света, ни тьмы, ни худа, ни добра, ни скуки, ни радостей; она ничего не понимала, никого не любила и себя не любила.

Это и есть страсть, одержимость человеком: когда ты создаешь в воображении его образ, мало соотносящийся с действительностью.

Я хорошо знаю, до какой жизненной ступени смогу добраться. Я не собираюсь превращать свою жизнь в опыт. Я сам стану опытом своей жизни… Да, я отлично понимаю, что за страсть может по-настоящему распалить меня. Раньше я был чересчур молод. Во всем держался золотой середины. А теперь понял, что действовать, и любить, и страдать — это и значит жить по-настоящему, но лишь в той мере, в какой твоя душа, став совершенно прозрачной, принимает судьбу как слитный отсвет радужного спектра радостей и страстей, неизменного для всех нас.

Разумный муж управляет своими страстями, оставляет без внимания речи глупца и невежды, не упорствует в заблуждении, если видит, что ошибся, и принимается за дело, лишь когда постигнет его сущность. Он не уподобляется путнику, что сбился с пути, но продолжает брести без дороги, не ведая, что, выбиваясь из сил, он уходит все дальше от цели. Он не похож на нетерпеливого, который трет глаза изо всей силы, если их запорошило пылью, — от этого можно лишь повредить себе зрение и ослепнуть. Мудрец верит в судьбу и предопределение, но проявляет решимость в случае необходимости...

Поднявшись по лестнице на самый верх, Уико совершила новое предательство — теперь она предала всех нас, остальных, и, главное, меня. Эта новая Уико больше не отрицала окружающий мир, но и не принимала его. Она опустилась до уровня обычной страсти, превратилась просто в женщину, отдавшую всю себя одному-единственному мужчине.

Притворяется, подумал я, притворяется верно, чтобы избежать моих ласк; меня сжигала страсть, но бедняжка принялась очень как-то нудно хныкать, когда я полез к ней.

— Как же сильно она его любила! Пожертвовала всем — герцогом, своими дворцами, лошадьми и гончими...

— И ради чего? Ради двух недель бесстыдной страсти!

— Двух незабываемых недель!

— Скандал был чудовищный. И закончилось всё ужасно.

— Но это того стоило! Какая женщина может просить большего? Они погребены под той лавиной и навсегда остались в объятьях друг друга!

— Чепуха! Летом они оттают и точка!

— Папа, почему ты такой бессердечный? Неужели ты совсем не способен на сочувствие?

— Способен! Я сочувствую и герцогу, и лошадям, и гончим...

Есть красивые женщины, есть страшные женщины. А есть страшно красивые женщины — последние возбуждают меня больше всего.