Суть магии в том, чтобы взять мысль и сделать ее реальностью. Взять ложь и сделать ее правдой. Рассказать вселенной сказку так точно, так космически совершенно, чтобы в один блистательный момент мир поверил, что человек умеет летать.
Ладно, на самом деле, полеты — по части моего брата. У него есть для этого молот.
Ах, мидгардские песенки!.. Прежде я презирал эти маленькие горьковато-сладкие обрывки надежды и утраты, столь же короткие и милые, как жизни их создателей, столь далёкие от пения рогов и возвышенной музыки скрипок в моем доме; но сейчас... Ладно, я учусь видеть магию в них.
Те, о ком слагают песни, сказания и легенды, не умирают никогда. Вера, поклонение, воображение… мы рождены из снов и страхов смертных, и пока нас помнят, сколь угодно смутно, будем жить всегда.
Дорогая мама, это личное эссе я хотел послать тебе, но не смог. Его название «Однажды в сказке». И это история о нас.
Иногда ты должен покинуть дом. Но ты был в нем так долго, что не знаешь, кто или что ждет тебя за дверями. Но потом ты понимаешь, что опыт, испытания и каждое мгновение формирует тебя. И ты несешь дом в сердце, не думая, куда занесет тебя судьба. Мне повезло. У меня потрясающий дом. Его не найти на карте. Но в нем ты найдешь волшебство. Ты найдешь любовь... надежду... и то, во что верить. Ты найдешь семью, в которой защищают друг друга. И даже разделенные проклятьем, пространством или временем, они всегда найдут друг друга. Они всегда находят друг друга. Как бы я хотел, чтобы мир узнал историю моей семьи... самого начала и в подробностях. Вы решите, что это лишь сказка. Но вот какая штука со сказками. Это не просто слова. Они живут в нас. Они делают нас собой. И пока мы верим в них... Волшебство будет жить.
Квазимодо остановился под сводом главного портала. Его широкие ступни, казалось, так прочно вросли в каменные плиты пола, как тяжелые романские столбы. Его огромная косматая голова глубоко уходила в плечи, точно голова льва, под длинной гривой которого тоже не видно шеи. Он держал трепещущую девушку, повисшую на его грубых руках словно белая ткань, держал так бережно, точно боялся ее разбить или измять. Казалось, он чувствовал, что это было нечто хрупкое, изысканное, драгоценное, созданное не для его рук. Минутами он не осмеливался коснуться ее даже дыханием. И вдруг сильно прижимал ее к своей угловатой груди, как свою собственность, как свое сокровище... Взор этого циклопа, склоненный к девушке, то обволакивал ее нежностью, скорбью и жалостью, то вдруг поднимался вверх, полный огня. И тогда женщины смеялись и плакали, толпа неистовствовала от восторга, ибо в эти мгновения... Квазимодо воистину был прекрасен. Он был прекрасен, этот сирота, подкидыш, это отребье; он чувствовал себя величественным и сильным, он глядел в лицо этому обществу, которое изгнало его, но в дела которого он так властно вмешался; глядел в лицо этому человеческому правосудию, у которого вырвал добычу, всем этим тиграм, которым лишь оставалось клацать зубами, этим приставам, судьям и палачам, всему этому королевскому могуществу, которое он, ничтожный, сломил с помощью всемогущего Бога.
Веру никогда не следует называть глупостью, — мягко сказал отец Джон. — Желтая Птица верила, и это главное. Она ни в чем не сомневалась, она верила, а это, возможно, придает мысли особую силу. Я верую в могущество мысли, дети мои. Я верую, что наступит день, когда она откроет нам даже тайну самой жизни.
Он испытует — отдалением,
Я принимаю испытание.
Я принимаю со смирением
Его любовь, — Его молчание.
И чем мольба моя безгласнее —
Тем неотступней, непрерывнее,
И ожидание — прекраснее,
Союз грядущий — неразрывнее.
Времен и сроков я не ведаю,
В Его руке Его создание...
Но победить — Его победою —
Хочу последнее страдание.
И отдаю я душу смелую
Мое страданье Сотворившему.
Сказал Господь: «Одежду белую
Я посылаю — победившему».
Настоящая вера слепой не бывает. Ибо вера — это всего лишь открытая дверь в душе́ для Него.
Cлайд с цитатой