Пробило полночь. В доме тишина...
Она сидит и неотступно ждёт.
Ей не до книг сейчас и не до сна:
Вдруг позвонит? А вдруг ещё придёт?
Пробило полночь. В доме тишина...
Она сидит и неотступно ждёт.
Ей не до книг сейчас и не до сна:
Вдруг позвонит? А вдруг ещё придёт?
В холодных небесах
Вишнёвым цветом притворился
Порхающий снежок,
И на один короткий миг
Слегка повеяло весною.
Ведь злого, признаться, мне в жизни моей
Не так уж и мало встречать доводилось.
И сколько хороших надежд поразбилось,
И сколько вот так потерял я друзей!
И всё же, и всё же я верить не брошу,
Что надо в начале любого пути
С хорошей, с хорошей и только с хорошей,
С доверчивой меркою к людям идти!
Пусть будут ошибки (такое не просто),
Но как же ты будешь безудержно рад,
Когда эта мерка придется по росту
Тому, с кем ты станешь богаче стократ!
Еще месяц назад мы вообще ничего не знали. А теперь нам кажется, что все долго. Странно, как все меняется, едва обретаешь надежду. И начинаешь ждать.
Почему я тебе пишу? Потому что у меня есть потребность написать тебе. И нет желания молча, без слов ждать седьмой волны. Здесь все рассказывают друг другу историю о своенравной «седьмой волне». Первые шесть волн предсказуемы и уравновешенны. Они обеспечивают непрерывность процесса.
Но берегись седьмой волны! Она непредсказуема. Долгое время она ничем не выделяется, колышется вместе с остальными в этом нескончаемом однообразном танце... Но иногда вдруг вырывается на волю. Только она, только седьмая волна. Потому что она — беззаботная, простодушная бунтарка. Она мгновенно всё сметает на своём пути, всё преобразует. Для неё не существует понятия «до того», у неё есть только «сейчас», только настоящее мгновение. А после него — все уже по-другому. Лучше или хуже? Об этом могут судить только те, кого она накрыла, кто отважился встать у неё на пути, кто покорился её власти.
И вот я уже целый час сижу на балконе, считаю волны и смотрю, что делают седьмые. Пока ещё ни одна из них не вырвалась на волю. Но я в отпуске, мне спешить некуда, я подожду. Я не теряю надежду!
До изумрудной весны лето прощается с вами
грудой осенней листвы,
И будет являться к вам
посреди долгой зимы в теплые майские сны.
Мир не стал безопаснее, чем был двадцать лет назад. Но мы всё ещё живы, чудовище всё ещё в клетке, и с каждым годом крепнет надежда, что, авось, там оно и останется. Нельзя жить в постоянном предчувствии гибели — это иссушает душу. Монахи Линдисфарна, должно быть, насвистывали во время работы, когда уставали смотреть на море; и в осажденных городах люди занимались любовью.