— Ты хочешь сказать, что наша работа — во вред?
— Нет. — Света устало покачала головой. — Не хочу. Нет у меня такого самомнения. Я одно хочу сказать, может быть, мы и впрямь — Свет. Вот только... Знаешь, в городе появились в продаже фальшивые елочные игрушки. С виду они как настоящие, но радости от них никакой.
Зарывшись в холодильник, я обнаружил там кое-что из закуски. Сыр, колбаса, соленья… Интересно, как соотнесётся сорокалетний коньяк с малосольным огурцом? Наверное, они испытают взаимную неловкость.
— Давай вернёмся домой, — сказала Светлана. — Нам... нам надо поговорить, Антон. Серьёзно поговорить.
Как же я ненавижу эти слова!
После них никогда не бывает ничего хорошего!
Зарывшись в холодильник, я обнаружил там кое-что из закуски. Сыр, колбаса, соленья… Интересно, как соотнесётся сорокалетний коньяк с малосольным огурцом? Наверное, они испытают взаимную неловкость.
Злу вовсе не обязательно уничтожать Добро своими руками. Куда как проще позволить Добру самому вцепиться в себя.
Хотелось что-то делать. Так сильно, будто я был джинном, выпущенным из бутылки после тысячелетнего заточения. Всё что угодно: возводить дворцы, разрушать города, программировать на Бейсике или вышивать крестиком.
... Мы их защищаем самозабвенно и неустанно. Вот только почему им не становится лучше? Люди сами делают работу Тьмы. Почему? Может быть, мы что-то утратили, Антон? Ту веру, с которой светлые маги посылали на смерть армии, но и сами шли в первых рядах? Умение не только защищать, но и радовать? Чего стоят крепкие стены, если это стены тюрьмы? Люди забыли о настоящей магии, люди не верят в Тьму, но ведь они не верят и в Свет!...
Каково это — быть отверженным? Быть наказанным не за преступление, а за потенциальную возможность его совершить?
Cлайд с цитатой