А ты, гнида, их всех в предатели записываешь?
— Легче нквдшников пострелять, красноперых куда меньше, чем фрицев.
— Ты что сейчас сказал?
— А ты оглох, комбат? Не слышал? Могу повторить.
— Будем считать, что не слышал. Ты говоришь, как враг!
— А я и есть враг. Я — вор с пятнадцати лет. Стало быть, я — враг и есть.
— Враги у меня и спереди, и сзади.
— У нас у всех так.
— У кого, у всех?
— У штрафников.
— Буду ждать, возвращайтесь.
— Это Василий Степанович, что Бог даст. Что даст, то и поимеем.
— Мерсийцы восстанут против нас.
— За нами железный кулак Уэссекса и норманнов.
— Значит, мы пленники Эгберта и Рагнара.
— Возможно, но лучше быть в плену, чем в могиле — из плена можно сбежать.
— Мы сейчас с фрицем закурили, выпили и разошлись, как в море корабли.
— Как это выпили, разошлись?
— Вот так — закурили, выпили, разошлись.
— Так может он коммунист был?
— Если бы он коммунистом был, его бы свои давно шлепнули.
Паскудно на душе. Как будто продал я этого немца, как последний фраер. Ты у меня спроси, кого мне больше жаль: «заклятого врага» фрица или нашего особиста Харченко?
Странная штука — память. Работает иначе, чем я думала. Мы все в плену у времени, у его неумолимого хода.
Cлайд с цитатой