Тебе кажется, что ты взрослеешь постепенно, но, черт возьми, однажды это хлестнет тебя как ветка в лесу, отпущенная впереди идущим.
44.00
— Люби меня...
— Не слабо.
— Для тебя это игра?!
Влюбись в меня, если осмелишься (Jeux d'enfants)
Другие цитаты по теме
Cлайд с цитатойНа днях за чашкой кофе обсуждали с друзьями, как же всё-таки непросто многим творческим людям поверить в свои силы. Дать себе право просто рисовать, писать, петь, танцевать. Кому-то еще в детстве разрешили — поддержали, дали опору. Кого-то вообще заставили! А, может, он и не хотел становиться танцором или музыкантом, но мама сказала «НАДО!». А кто-то хочет и лбом упирается в собственную неуверенность. И нужна поддержка. Как говорится, таланту всегда нужна помощь, а бездарности пробьются сами.
И родилось вот такое понимание зрелости и взрослости: сформировавшийся, взрослый человек — это тот, кто дает себе право быть собой, заниматься любимым делом, при этом не винит никого в том, что раньше не складывалось. Совершенствует свои умения, спокойно движется вперед со своей скоростью. И не ждет одобрения ни родителей, ни социума. НО! При этом умеет принимать помощь и быть за нее благодарным. Для этого тоже, видимо, нужно повзрослеть.
Значит, мы окончим школу, пойдем в колледж и станем врачами, юристами и все такое… Думаешь, мы сможем с этим жить?..
Если на секунду представить, что время — это стремительно несущаяся река, а мы как форель плывем по течению в поисках лучшей жизни, то данная деревушка была скорее камнем, что неподвижно лежал у берега, на границе временного потока и вечности. А ведь под каждым, даже самым непритязательным на первый взгляд камнем, тоже во всю кипит жизнь! Спросите об этом у любого маленького ребенка, и он с горящими от восторга глазами, схватив вашу ладонь своей маленькой ручонкой, потащит вас за собой к ближайшему из них. Затем, сопя поднимет его, показывая пальцем на тысячи букашек, суетливо ползающих под ним. Возможно, даже начнет что-то вам объяснять, пока вы хмурясь будете требовать, чтобы он положил его на прежнее место...
А некоторые, хотя и живут, превратились в других людей. И если бы эти другие люди встретили бы каким-нибудь колдовским образом тех, исчезнувших в бумазейных рубашонках, в полотняных туфлях на резиновом ходу, они не знали бы, о чем с ними говорить. Боюсь, не догадались бы даже, что встретили самих себя. Ну и бог с ними, с недогадливыми! Им некогда, они летят, плывут, несутся в потоке, загребают руками, все дальше и дальше, все скорей и скорей, день за днем, год за годом, меняются берега, отступают горы, редеют и облетают леса, темнеет небо, надвигается холод, надо спешить, спешить – и нет сил оглянуться назад, на то, что остановилось и замерло, как облако на краю небосклона.
— Знаете, мне кажется, что нужно быть ребенком, чтобы так сильно любить своего отца!
— Но нужно вырасти, чтобы научиться уважать его, мой мальчик.
На перилах веранды сидела чайка — возможно, тоже мать, переживавшая трудный момент, — и смотрела на женщину со смирением во взоре.
— Несправедливо, — обратилась Симона к чайке. — Когда дети рождаются, никто не предупреждает, что потом они начинают делать то, что когда-то давно делал ты сам.
Скоро, совсем чуть-чуть подождать осталось, тебе исполнится восемнадцать лет, и в этот день ты уйдёшь из дома, и больше ни одно человеческое существо никогда в жизни не станет тебе указывать, что «можно», а чего «нельзя», потому что ты этого не позволишь — никому, никогда. Сами разберёмся: нам жить, нам умирать. Никто за нас с тобой этого не сделает, а потому пусть сидят и молчат в тряпочку.
Нет такого человека — если он достаточно взрослый, чтобы водить машину, — у которого не было бы забот.