Я всегда был твёрдо уверен, что мышь, обжёгшись искрой, летящей от фейерверка, хромает восвояси с готовым, безукоризненно продуманным планом, как убить кота.
И тут я испугался до слез. Меня пронзила мысль, что, как бы спокойно, умно и благородно я ни научился жить, все равно до самой смерти я навек обречен бродить чужестранцем по саду, где растут одни эмалированные горшки и где царит безглазый, слепой деревянный идол — манекен, облаченный в дешевый грыжевый бандаж.
Иначе, как мне кажется, это все равно, что думать или утверждать, будто между духовным откровением святого Франциска Ассизского и религиозными восторгами ханжи-истерички, припадающей лишь по воскресеньям к язвам прокаженного, разница чисто количественная.
Все вы, школьные ничтожества, одним миром мазаны. Жесткие, как гвозди. Это, брат, не простые черные моллинезии. Это родные существа.
Один мудрец сказал:
— Прощая вину, испытываешь значительно больше удовольствия, чем мстя за нее. Когда прощаешь, тебе сопутствует слава, а когда мстишь — твоим уделом бывают сожаление и угрызение совести.
— Есть место для пассажира?
— Дуглас? Выглядишь куда лучше, чем при нашей предыдущей встрече.
— До смерти надоела больничная койка. Подумал, нужно сделать что-нибудь полезное.
— Только в следующий раз не подставляйся, ладно?
— В следующий раз я его [Атриокса] в землю закопаю. Помяни мои слова.
Cлайд с цитатой