Авантюрин

Я сжал ладонь негритянки, её усталые глаза улыбнулись мне. Это была она, та, которая сильнее судьбы. Это она проводит острым ногтем по крепким нитям жизни самонадеянных болванов, но она же даёт надежду, когда нет желания дышать. Это её пальцы я чувствовал на своём затылке восьмого сентября, но она сжалилась надо мной и дала второй шанс. Децима, Мойра, Тюхе, Лахесис, Фортуна – как бы её ни звали, сидела рядом со мной в баре в ту ночь перед плаванием до Монтевидео, двенадцатого числа.

Чувствовать. Забыла, что это такое. С одним прогулки, вино, дневные встречи в отелях. С другим скучные завтраки, скучные ужины, общая постель, собака, счета за электричество. Только больше нет света.

На природе тело набирается сил, но цветок разума распускается лишь в четырёх стенах.

Здесь знают, что море синего цвета, только потому, что об этом рассказали бродяги, которые, как волки добычу, выслеживают чудеса на планете.

Перестать подслушивать следует до того, как разговор будет окончен.

Я пробовал заинтересовать себя резными глыбами – тщетно. Карфаген оказался руинами, подсвеченными розовым утренним солнцем. В Суссе, по дороге в Тунис, в Сиди-бу-Саиде – везде, где была она, было счастье. Теперь счастье осталось в чьём-то брошенном доме в нескольких километрах отсюда.

Нельзя просто так покидать вещи, которые дарили счастье. Вещи всё помнят. Счастливые вещи помнят счастье. Карусели – счастливейшие их железок. Эту нужно лишь покрасить, поменять лампочки, пересадить ей сердце.

– Когда-нибудь видели водоворот?

– Видела много. Между островов, в проливах…

– Я имел в виду гигантский. Такой, что крутишься в нём и сам того не замечаешь?

– Такие бывают и на море?

Я удивлённо посмотрела на неё. Тогда даже не догадывалась, что кто-то считает некрасивыми шрамы.

Я направился к церкви, жадно вдыхая ледяной воздух, чтобы выветрить из лёгких плесень с запахом абрикосовых пирогов.