Я сжал ладонь негритянки, её усталые глаза улыбнулись мне. Это была она, та, которая сильнее судьбы. Это она проводит острым ногтем по крепким нитям жизни самонадеянных болванов, но она же даёт надежду, когда нет желания дышать. Это её пальцы я чувствовал на своём затылке восьмого сентября, но она сжалилась надо мной и дала второй шанс. Децима, Мойра, Тюхе, Лахесис, Фортуна – как бы её ни звали, сидела рядом со мной в баре в ту ночь перед плаванием до Монтевидео, двенадцатого числа.
Магдалена Руа позвонила в наш аукционный дом на следующий после похорон день. Тогда её голос показался мне голосом расколотой горем дочери. Но теперь я поняла, что Магдалена Руа раскололась намного раньше. Она, бледная, измученная дневным светом, полулежала в кресле. Иногда дёргала рукой, чесала лицо, облизывала сухие губы. «Некоторым деньги даются в наказание», – вспомнила я фразу из книги её отца.