... Все воспоминания писателя, наделенного хорошим воображением, недостоверны.
... Телевидение одержало окончательную победу над человеческими мозгами: теперь мозг можно было убивать, даже не вынуждая жертву вставать со стула.
... Все воспоминания писателя, наделенного хорошим воображением, недостоверны.
... Телевидение одержало окончательную победу над человеческими мозгами: теперь мозг можно было убивать, даже не вынуждая жертву вставать со стула.
«Писать мемуары – все равно что показывать свои вставные зубы», – говорил Гейне. Я скорее дам себя распять, чем напишу книгу «Сама о себе».
Мы говорим не просто о терпимости, а о терпимом отношении к нетерпимости, которое позволяет ей процветать.
Однажды он заявил, что нельзя начинать писать, пока не можешь «словесно обрисовать стол, его душу и его половую принадлежность».
Есть, значит, что-то, с чем действительно надо считаться, чего нужно остерегаться, что может вдруг выпрыгнуть из молчаливых зеркал мыслей?
И, может быть, то, что я всегда недолго жалел о людях и странах, которые покидал, — может быть, это чувство лишь кратковременного сожаления было таким призрачным потому, что всё, что я видел и любил, — солдаты, офицеры, женщины, снег и война, всё это уже никогда не оставит меня — до тех пор, пока не наступит время моего последнего, смертельного путешествия, медленного падения в чёрную глубину, в миллион раз более длительного, чем моё земное существование, такого долгого, что, пока я буду падать, я буду забывать это всё, что видел, и помнил, и чувствовал, и любил; и, когда я забуду всё, что я любил, тогда я умру.
— Миссис Оливер, должно быть, здорово взять и написать целую книгу. Одно удовольствие.
— К сожалению, надо не только писать, но и думать. Меня вдохновляют только мысли о гонорарах.
Если бы я знал,
Что эти разговоры станут
Только воспоминанием.
Я бы записывал их заранее.
И учил наизусть.
Боже, скажи, пожалуйста, расписание,
Чтобы я знал, когда прозвучит
«Не вернусь».